|
И вот теперь выход один – послать на место происшествия сильную опергруппу, которая с риском для жизни вытащит все дело. И лучше всего, чтобы опергруппа никак не была связана с этими самыми спецслужбами. Словом, России снова нужны наемники. И значит, генерал Голубков приехал, чтобы нанять нас на очередное задание. Вот только день он выбрал неудачный. Очень уж не хотелось мне в праздник говорить о делах. Умиротворения мне хотелось, а не специального мероприятия, планировать которые генерал Голубков мастер.
Однако генералу было не до шуток. Он не обратил никакого внимания на мою иронию. Он был хмур и серьезен. – Пойдемте куда‑нибудь, ребята, поговорить надо, – сказал он.
* * *
Ладно, дело есть дело, пришлось нам срочно перестраиваться на военный лад. А жаль! С таким трудом собрал сегодня всех ребят вместе у себя в Затопине. Перегудов, он же Док, был углублен в научную работу, кажется, готовился к защите, но не сознавался в этом, скрытничал, боялся сглазить. Злотников, он же Артист, получил роль в каком‑то неплохом театре, забыл в каком, не помню я всех этих увеселительных заведений и бываю там редко. Так что он репетировал с утра до ночи. Хохлов с Мухиным, они же Боцман и Муха, еле оторвались от охраны и обороны жизни и здоровья некоего кандидата в шишки, который был уверен, что на его бесценную жизнь покушаются все мафии мира. Это был очередной подряд их собственного охранного агентства. Но все же выпили и по первой, за праздник, и по второй – помянули тех, кого с нами нет. А Голубков все молчал, курил. Спросил, можно ли у меня курить, и курил одну за другой вонючие дешевые сигареты. Ну что ж, хочет человек помолчать – пусть себе молчит. А мы болтали о своем. Я похвастался новым шипорезным станком в своем столярном цеху, Муха травил анекдоты из жизни кандидатов на различные бугровые посты, Артист комично пародировал своих коллег по театру. Только Док тоже больше помалкивал, курил «Кэмел» да поглядывал на генерала. Наконец, чтобы как‑то расшевелить Голубкова, он попросту отобрал у него смердящий махоркой «Пегас» и чуть не насильно сунул ему в зубы свой «Кэмел». Голубков сразу словно очнулся от глубокого сна. – Теперь к делу, ребята, – сказал он, решительно ломая сигарету в пепельнице. – Мы вас слушаем, Константин Дмитриевич. – Ребята, как вы отнесетесь к удвоенным гонорарам? – Плохо, – сказал я. – Двукратный гонорар означает десятикратный риск. А риска нам обычно и так хватает... – А я хорошо, – дерзко возразил мне Муха. – Машину новую куплю, а то в старой пепельница забилась. Но шутке никто не рассмеялся. – Что случилось, Константин Дмитриевич? – спросил Док. – Кое‑кого на Западе не устраивает наш президент. – Хорошее начало. Многообещающее, – хмыкнул я. – Нас что, пошлют усилить его охрану? – не совсем уместно сострил Муха. Боцман с Артистом молчали. Еще успеют сказать свое веское слово. – Перестаньте дурака валять, ребята! – не то попросил, не то приказал Голубков, кажется, уже злясь. И вообще выглядел он неважно – похоже, переутомился. Служба у него, что и говорить, не сахар. Я строго посмотрел на ребят. Они притихли. – Мы вас слушаем, Константин Дмитриевич.
* * *
...Поезд прошел стрелку, вагон качнуло, еще раз качнуло на другой стрелке и пошло мотать. Заскрипела обшивка, залязгали сцепы. Теперь болтанка не пройдет, пока не наберем или, наоборот, не сбавим скорость. Но машинисту не было дела до качки в отдельно взятом купейном вагоне. Он вел локомотив с той скоростью, которую считал нужной. Ночь. |
