— Зато у вас отважное сердце, Адамс! Не забывайте меня…

— Я запомню эти слова, мисс Кэт. Вам тоже не повезло, но я желаю вам всяческого благополучия. Если бы я мог взять вас с собой…

— Я еще нужна отцу.

— А можно мне подать вам весточку?

— Конечно, Адамс! Я буду очень рада.

— Скажите Томасу и Тэо, пусть уходят как можно скорее. У Роуча им не дождаться хорошей жизни…

— Я предупрежу их.

Адамс прислушался:

— Кажется, спокойно. Попытаюсь, пока в воротах еще стоит Тэо, а вахту на вышке несет Тобиас… — И он покинул помещение.

Кэт осталась сидеть на постели отца. Сложив руки, она прислушивалась к его дыханию. Многое она передумала за эти минуты. Ей стало ясно, что она любит Адамса. Многим ей был чужд этот упрямый, выросший в суровой среде сын фермера, который ни о чем, казалось, больше и не мог думать, как о крестьянском труде. Но чувства и мысли девушки были обращены к нему. Он казался ей противоположностью всего, что она научилась ненавидеть. Он не был честолюбив, не был лжецом. Временами он казался ей сухим и расчетливым, но вот ведь, рискуя жизнью, пытался помочь человеку, индейцу, только во имя торжества справедливости. Это был поступок, достойный ее старого отца, которого она очень любила. Девушка надеялась, что получит от Адамса обещанную весть.

Уинона

Пожар, дым которого донесло до подвала узника, бушевал в иссушенной прерии много миль западнее. За последние тринадцать лет поросшая травой равнина не знала такого опустошительного бедствия.

У палаток на Лошадином ручье стояла с пустым кожаным мешком для воды в руках Грозовая Тучка. Девочка наблюдала за прерией к западу от стойбища. Вся трава, насколько достигал глаз, выгорела, Далеко на юго-западе горизонт еще алел от пламени и чернел от дыма. Там продолжал бушевать встречный пал, зажженный индейцами рода Медведицы. Таким образом они лишили наступавший на них огонь пищи, не дали ему перенестись через реку и спалить палатки.

Девочка побежала к излучине Лошадиного ручья. В летние месяцы он сильно пересыхал, и Грозовой Тучке пришлось порядочно пройти. Наполнив мешок водой, она понесла его к палаткам. На опаленном лугу повсюду валялись еще дымящиеся, наполовину обуглившиеся звери: антилопы, бизоны, мустанги, которые в отчаянном бегстве были застигнуты огнем или попали во встречный. Женщины уже отправились за обгоревшими животными. Грозовая Тучка увидела среди них и свою старшую сестру Медовый Цветок.

— Молодец, Грозовая Тучка! — крикнула та. — Ты хорошо наполнила мешок, как надо.

— Это вода для Уиноны и Унчиды, — ответила она и была немного огорчена недоумением, отразившимся на лице сестры.

В палатке вождя было пусто. В очаге остыла зола. Грозовая Тучка оставила наполненный водой мешок, вышла наружу и отправилась вон из стойбища.

В утренней тишине до нее донеслось пение, и она увидела на высотке женщин, которых искала. Сердце ее заколотилось. Медленно, словно бы ступая по ступеням святилища, поднялась она по луговому склону к Уиноне и Унчиде. Вместе с ними устремила взор на восток. Темные полосы ливня протянулись от неба к земле, и лучи утреннего солнца не могли пробиться сквозь них. Далеко-далеко, позади дождя и туч, находился форт, где томился Токей Ито. Тихо лилась печальная песня Уиноны и Унчиды, но это не было плачем. Гнев и возмущение слышались в их пении. Женщины тревожились за судьбу вождя и вместе с тем надеялись, что скоро он будет на свободе. Грозовая Тучка присоединила свой чистый голосок к их пению.

Наступил день, и женщины пошли назад к осиротевшей палатке вождя. Грозовая Тучка медленно приближалась с ними к входу, но не решилась сама войти.