Изменить размер шрифта - +
Она включила телевизор и натянула одеяло до самого носа. Рекламировали шампунь. Роберта переключила телевизор на другой канал. И замерла.

На экране была фотография Конрада. А спустя мгновение она сменилась ее собственной фотографией, где она была запечатлена рядом с братом. Камера увеличивала изображение во весь экран. Потом репортер сообщил, что в нее стреляли и что сейчас Роберта находится в госпитале в критическом состоянии. В критическом состоянии! Но почему? Каким образом пресса получила информацию о происшедшем инциденте? И во имя чего, ради всех святых, репортер сказал, что она в критическом состоянии? Он добавил, что в нее стреляли после ее встречи с братом, которого полиция подозревает в причастности к убийству Говарда Болдуина. Дальше в репортаже говорилось уже только о благотворительных делах покойного господина Болдуина.

Ее пальцы сжались в кулаки. Наверняка здесь постарались этот мексиканец-полицейский и этот… этот… ковбой! Заявление для телевидения – их рук дело. Кроме них некому. Она села, но слишком быстро – ей пришлось сжать зубы, чтобы не закричать от пульсирующей боли в руке.

Будь он проклят! Ей нужно было догадаться. На телевидении сегодня праздник.

Роберта все еще кипела от негодования, когда часом позже к ней в палату ворвался Алан Шервуд, ее шеф, – высокий, шести футов, мужчина с крепким телосложением футбольного нападающего и пышной шевелюрой, слегка присыпанной сединой, которая ему очень шла.

Его лицо было хмурым.

– Что, черт возьми, случилось? – начал он с порога.

Пока Роберта рассказывала ему в подробностях, что с ней случилось, он в нетерпении мерил большими шагами палату. Он всегда так вышагивал, если что-то обдумывал. Когда она закончила рассказ, он остановился, посмотрел на нее темными гипнотизирующими глазами и задал ей тот же вопрос, который Рамирес задал Юджину несколько часов назад.

– Думаешь, это был один из ребят?

– Не имею понятия, – ответила она. – Но хотела бы знать, почему лгал тот телерепортер. Если Конни слышал эти новости, он, наверное, теперь с ума сходит от беспокойства. Когда я доберусь до этого репортера, я ему шею сверну.

– Полегче, Бетти, ты разбередишь рану. Расслабься.

Она упала на подушку и взволнованно уставилась в потолок.

– О господи, я этим только и занимаюсь последнее время! Я хочу выбраться отсюда, сейчас.

– Ты не можешь. Успокойся.

– Алан, что тебе известно об убийстве Болдуина?

Он провел ладонью по волосам.

– Мы ждем отчета полицейского управления, но эти черти тянут. В понедельник я пошлю туда одного из наших людей.

– Пошли меня. Я хочу пойти туда, – почти умоляюще попросила Роберта.

Он махнул рукой.

– Ты знаешь, что не можешь это сделать, Бетти.

Твой брат – подозреваемый. Все, что касается твоего расследования, могут назвать конфликтом интересов.

Она помрачнела.

– Я должна найти его. Прошлой ночью Конни убежал от калифорнийского рейнджера. Понимаешь, могут подумать, что он виновен.

– Возможно. Но самое лучшее для тебя сейчас – как можно скорее поправиться, а это тебе не удастся, если ты будешь так беспокоиться. Ты хоть ешь что-нибудь?

– Да. – Она не хотела говорить о еде.

– Постарайся отдохнуть, Бетти. Мы обсудим все позже. – Он повернулся к выходу.

– Алан!

Замерев в дверях, он обернулся.

– Мой брат не убивал этого человека.

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Надеюсь, что нет, солнышко. Ради тебя надеюсь, что нет.

Когда Юджин вечером вошел в палату, Роберта даже не пыталась скрыть раздражение.

Быстрый переход