Анатоль исчез, посмеиваясь. Саня поднялся, постоял, вышел в коридор, где шептались философ с Юлей, гневный шепот девушки: «Я сама видела!».. Замолчали, проводили его взглядом, он прошел на кухню: там мыли посуду.

— Тетя Май, кабинет открыт?

— Я, знаешь, люблю порядок. Чтоб никто не болтался где неположено… — тетка взглянула на Настю и умолкла.

— Однако в вашей комнате нет замка.

— Правильно. Упущение. Ты и займешься. А сейчас погоди, здесь приберем и…

— Майя Васильевна, — перебила Настя, — я закончу, тут делать нечего.

— Ну что ж…

Хозяйка удалилась, Саня заговорил тихо:

— Настя, вы были сегодня дома… где-нибудь около четырех?

— Что?

— Я вас видел, мы столкнулись на углу, где автомат. Вы бежали…

— Вы меня с кем-то…

— Вы бежали, — повторил он умоляюще (да что они все — действительно в заговоре, что ли!). — В сиреневой куртке, так? С капюшоном. На глазах у вас были слезы.

— Не желаю с вами разговаривать! — отрезала Настя.

— Это не банальное любопытство, поверьте… — начал он шепотом; властный голос тетки заставил вздрогнуть.

— Ну, с посудой кончено?

— Конечно, — пробормотала Настя, швырнула полотенце на стол и ушла.

— Видишь, какой народец? — пожаловалась тетка. — За ними глаз да глаз. Первое условие, я заранее предупреждаю: никого не водить. Ну, ты понимаешь… Мой дом — мой мир, благопристойный и устоявшийся. В общежитии можете устраивать хоть «афинские ночи», но не у меня. Вообще, моя мечта, тебе доверю: после смерти организовать здесь музей Андрея Леонтьевича.

— После чьей смерти? — машинально уточнил Саня.

— Да, я странно выразилась, но ты меня понял, конечно: после моей. Ты и займешься. Что ты на меня так смотришь?

Он пожал плечами. Действительно, что-то странное было в ней… не в словах, нет. А в чем? Тетка ставила чашки и блюдечки в шкаф. Движения привычные, ловкие. Пугавшая его бархотка снята; стеганый халат на ней (висевший на дверце гардероба), длинный, с крученым пояском с кисточками, на ногах тапочки, отделанные мехом. Элегантная пожилая дама в своем благопристойном мире. Откуда же идет это странное ощущение — опасности? тревоги? — какова его природа? Мне просто тяжело смотреть на тетю Май. Тяжело, жутко.

Кабинет — самая большая комната в доме. С книгами по стенам — в основном труды по биологии, он рассматривал, придя сюда в первый раз, залюбовавшись бабочками (огромный фолиант), прекраснейшие Божьи созданья. С коричневым дерматиновым диваном, над ним фотографический портрет — прозрачные пронизывающие глаза — ученого. С массивным с тяжелыми тумбами столом. Почему «нехорошо»? О таком жилье можно только мечтать, тем более (подумалось с удовлетворением) есть отдельный выход — застекленные высокие дверцы со стальными решетками ведут прямо в сад.

— К великому сожалению, — констатировала тетка, — приходилось сюда пускать жильцов. Пенсия моя… впрочем, ты в курсе. Но я всегда требовала: ничего тут не переставлять, не нарушать. Ничего. Спать будешь на диване, вот возьми белье.

— Тетя Май, а можно ключ от двери, то есть от решеток? И фонарик, пожалуйста. Не хочу кабинет Андрея Леонтьевича обкуривать. Мне еще поработать надо.

— Хорошо. Особо не засиживайся.