— Ирина Евгеньевна, речь идет о жизни и смерти…

— Представляете, в какой обстановке приходится работать? — пожаловалась она кому-то в трубку. — Вот ворвался как сумасшедший…

Я вышел в коридор, тихонько прикрыв за собой дверь. Что же могло случиться с Дмитрием Алексеевичем? Никогда себе не прощу! Надо было идти в милицию, а не заниматься убойными ловушками — все сам, сам… Доигрался! Хирург выплыла из кабинета и поплыла по коридору, я не отставал.

— Ирина Евгеньевна, не могу поверить в вашу жестокость.

— А дисциплина?

— А женское милосердие?

— Не милосердие, а женская дурь. Привыкли на нас ездить.

— Привыкли, — согласился я покорно. — На кого ж еще и надежда, как не на вас?

— Ладно, только коротко.

Я заказал срочный разговор, минут через пять телефонистка проговорила безразлично:

— Абонент не отвечает.

— Перезвоните, пожалуйста! — На что я надеялся? Бездарность и дилетантство.

— Абонент не отвечает.

— Тогда вот по этому телефону попробуйте, — я дал номер Пети.

— Не кладите трубку.

И через несколько секунд я услышал далекий, но живой — вот что главное! — живой голос:

— Алло!

— Петя? Иван Арсеньевич. Как там у тебя дела?

— Нормально. Иван Арсеньевич, можно я к вам приеду?

— Приедешь, приедешь. А пока сиди дома и будь наготове. Сегодня или завтра — последний срок.

— Иван Арсеньевич, я забыл сказать. Эти самые лилии, они употреблялись как рисунок на тканях. И вышивка…

— Да, да, молодец. Можно сказать, ты и раскрыл эту тайну.

— Раскрыл! Понять ничего не могу, всю ночь думал. Этот Филипп Август, кстати, третий крестовый поход возглавлял…

— В так называемой тьме средневековья, Петр…

Верочка заглянула в кабинет с криком: «Человека убили!» и исчезла. Я бросил трубку, выскочил в коридор — она как сквозь землю провалилась. Да что ж это такое? Анюта стояла посреди палаты и ломала руки: так и врезался в память умоляющий жест прекрасных женских рук.

— Это он, — прошептала она, увидев меня.

— Анюта, вы…

— Это он. Его машина: старая «Волга» цвета морской волны.

— Где? В роще?

— На шоссе.

— Верка сейчас забегала, — заговорил Василий Васильевич виновато. — Там убитого нашли возле машины. Похоже, Ваня, что мы…

— Смерть свидетеля! — крикнул Игорек.

— Это он во всем виноват! — перебила Анюта, указав на меня. — Он все знал!

— Анюта, я правда не думал…

— Все умерли, кроме меня. Зачем? — она пожала плечами. — Ну не вы, не вы — я виновата, знаю, — она отвернулась и долго смотрела на отца; тот отвечал равнодушным взглядом. — Но в чем смысл? Объясните, ради Бога!

— Когда-нибудь потом я…

— Не подходите ко мне! — и она крупным резким шагом вышла из палаты.

Я побежал за ней. Больница вымерла, очевидно, все, кто хоть как-то мог передвигаться, собрались на месте происшествия. Идти было с полкилометра по шоссе в сторону совхоза. Еще издали я узнал ветвистый дуб, под которым ждал меня Дмитрий Алексеевич утром в четверг. Прошло три дня. А, будь оно все проклято! Прошло три недели, всего три недели провел я в больнице, а дел наворочал… будто жизнь прожил.