Труп уже увезли, машину тоже. На обочине толклась странная публика, большинство в ярко-розовых бумазейных халатах: театр-балаган! Анюта растерянно стояла в толпе, я старался не терять ее из виду. Ко мне сразу прицепился старичок язвенник, из тех, которые «все знают». Оказывается, убитого обнаружили еще в три ночи (а мы расстались в два — что же произошло за это время?). Какой-то дачник спешил из Москвы в Отраду, как вдруг фары вырвали из тьмы лежащего на шоссе человека.

— Он лежал на шоссе?

— Голова на шоссе, а туловище в траве на обочине.

— Как? — меня всего передернуло. — Голова отрезана?

— Зачем? Убит тяжелым ударом по черепу. Я при милиции тут не был, но все знаю. Лежал, говорят, аккуратно, ничком. Тот, видать, сзади подкрался — и наповал.

— Его личность установлена?

— Слишком быстро хочешь! Что ж он тебе, около трупа, что ль сидел? Он, должно быть, уж…

— Кто убитый, известно?

— Художник московский, удостоверение в кармане… и деньги, говорят… значит, не обокрал. Может, не успел? Этот дачник-то как увидал убитого — мигом в отделение подался. Ну а те быстро управились!

— Несчастный случай исключен?

— Какой тут случай? — удивился язвенник. — Самое настоящее убийство. И заметь, с машиной вот какая закавыка…

— Иван Арсеньевич! — позвала меня Анюта.

— Прошу прощения, — я подошел к ней.

— Вы собираетесь идти в милицию? — спросила она нервно.

— Придется. Думаю, вам необязательно, я сам опознаю, и вообще…

— Я пойду. У него, кроме меня, никого не осталось. Только… вы прямо сейчас идете?

— Прямо сейчас. Все это слишком серьезно. Хотите, пойдем вместе?

— Иван Арсеньевич… — она заколебалась, но все-таки продолжала, — а может быть, завтра?

— В чем дело, Анюта?

После долгого молчания она спросила шепотом:

— Вы точно знаете, кто убийца?

— Точно. Потому я и должен идти, не откладывая.

— Но все же… вы исполните мою просьбу?

— Постараюсь.

— Не объявляйте сегодня убийцу в милиции.

— Почему?

— Я хочу, чтоб вы пригласили его вечером к вам в больницу, в палату. Я хочу, чтоб он сам все рассказал. У вас есть, на чем его поймать, есть улики?

— Есть. Анюта, вы представляете, что вас ждет?

— Я вас прошу.

— Зачем вам это нужно?

— Потом узнаете.

Я задумался.

— Хорошо, но только до завтра. А в милицию я все-таки пойду. Я должен убедиться, что это Дмитрий Алексеевич.

— Я понимаю. Нет, не понимаю! Ничего не понимаю! Еще вчера… он все на картину свою смотрел, помните? И чай пили в саду — в последний раз… А! ладно! Мне не привыкать!.. Вам тяжело?

— Тяжело, Анюта, очень. Но так и быть, попробуем. Вы сами позвоните с почты — это будет, пожалуй, надежнее.

— Кому? — спросила она одним дыханием.

— Пете…

— Пете?!

— Борису…

— Борису…

— И актеру. Пусть тайное наконец станет явным… скажем, в семь часов вечера, сегодня, в воскресенье. Вас устроит? Но будьте готовы ко всему: вы этого хотели!

Ушли последние посетители, Ирина Евгеньевна (после раннего воскресного обхода), ходячее население больницы подалось в «терапию» смотреть по телевизору зарубежной детектив; мы ждали.