Чейз медленно раздел ее и бережно уловил на кровать. Глория чувствовала, что Чейз охвачен неудержимой страстью. Но и сама она, разгоряченная от страстного желания, лежала под ним, с наслаждением ощущая тяжесть его тела. Ее тело будто пять лет томилось в тюрьме, и теперь было внезапно выпущено на свободу. Внутренний жар опалил ее, и она, теряя контроль над собой, умирая от страсти, прерывисто прошептала:

– Чейз, я хочу тебя!

Ее голос прервался, изголодавшееся по любви тело задрожало, а Чейз, нежно гладя кожу на ее бедрах, раздвинул их. Глория изогнулась под ним, обхватив ногами его ноги.

– Пожалуйста, Чейз…

Поглощенный удовольствием, получаемым от прикосновения ее рук, скользящих по его телу, Чейз пока сдерживал свой порыв. Но когда маленькая рука погладила напряженную пульсирующую плоть, он рефлекторно дернулся и, уже не сдерживаясь, глубоко вошел в нее. Их сплетенные тела, влажные и горячие, начали двигаться в убыстряющемся ритме. Глория чувствовала, будто колдовские волны наслаждения понесли ее на себе. Она шептала имя Чейза, а затем огромная волна подняла их и заставила биться в пароксизме страсти, ощущая неземное блаженство.

Чейз сел и, искоса осмотрев ее нагое, по-прежнему манящее тело, медленно проговорил:

– Ты хотела меня, Глория! Спасибо! Ты переубедила меня самым приятным способом, – насмешливо улыбнулся он. – Надеюсь, ты и в будущем не разочаруешь меня.

Глория вздрогнула, как от удара, не в состоянии что-либо ответить. Пятилетнее воздержание благополучно закончилось благодаря опытности Чейза в искусстве любви. Он делал это вполне продуманно, превращая ее в своих объятиях в безмозглую распутницу. Раньше она верила, что физическая близость была для него высшим проявлением любви к ней, пока не застала его с Мэгги. Теперь он наглядно продемонстрировал, что физическая близость не имеет ничего общего с любовью, что это всего лишь обладание. Он брал то, что по праву принадлежало ему. Чейз, почему-то решив, что она ему снова нужна, отмел последние пять лет ее жизни, словно их и не было. Она вполне устраивала его в постели, и он не собирался с ней обсуждать ее душевные переживания. Они действительно в сексуальном плане очень подходили друг другу, и ее просто фатально тянуло к нему. И теперь, глядя на этого расхаживающего по спальне надменного, наглого, самодовольного самца, ей безумно хотелось задушить его.

– Я иду в душ, а затем меня ждет кое-какая работа в кабинете.

Взявшись за ручку двери ванной, Чейз остановился и снова поглядел на Глорию, лежащую на кровати. Она уловила его улыбку: знающую, опытную и хищную.

– Я ненавижу тебя, – вяло сказала она, с грустью сознавая, что эти слова стоит адресовать в первую очередь ей самой.

Яркое утреннее солнце заливало комнату. Еще не было полудня, а она уже… Эта мысль была невыносима! Подцепив край кружевного покрывала, она быстро натянула его на себя.

– Немножко поздно стесняться, малышка, я уже все видел и даже успел насладиться твоим пресыщенным теперь телом. – Его самодовольный смешок усугубил ее унижение. – И запомни, я могу иметь тебя, когда захочу, и после сегодняшних утренних игрищ мы оба это хорошо знаем.

Его наглое утверждение разозлило Глорию. Она села в постели и, придерживая покрывало на груди, ядовито бросила:

– Тебе придется убедиться в этом!

Некоторое время он оценивающе смотрел на нее, прищурив глаза, затем циничная усмешка мелькнула у него на губах.

– Ошибаешься, дорогая! Только я могу удовлетворить тебя. Твой приятель вел себя сегодня утром достаточно откровенно. Ты разве забыла, что я знаю итальянский?

Она пришла в ужас от мысли, что Чейз понял все, что говорил Данте, и теперь ему трудно будет доказать, что она была любовницей Данте. И все же она храбро возразила:

– Ты многого не знаешь! Ведь прошло почти пять лет!

Холодная маска проступила на красивом лице Чейза.