– Ева, Гидеон, – доктор Лайл Петерсен встал и улыбнулся, когда мы вошли в кабинет. Он был высоким, и ему заметно пришлось опустить глаза, чтобы посмотреть на наши сплетенные ладони. – Вы оба прекрасно выглядите.  – Я чувствую себя хорошо, – сказала Ева, сильным и уверенным голосом.  Я ничего не ответил, протягивая руку, чтобы ответить на его рукопожатие. Добрый доктор знал обо мне то, чем я надеялся ни с кем не делиться. Из-за этого я чувствовал себя не совсем комфортно, несмотря на успокаивающую смесь нейтральных тонов и удобную мебель в офисе. Сам доктор Петерсен был удобным человеком, легко ощущающим себя в собственной коже. Его ухоженные аккуратно уложенные седые волосы значительно смягчали его внешний вид, но не отвлекали от его проницательности и восприимчивости.  Трудно было полагаться на кого-то, кто знал так много моих уязвимых мест, но я старался изо всех сил, потому что другого выбора не было. Доктор Петерсен был ключевым игроком в моем браке.  Ева и я расположились на диване, в то время как доктор Петерсен уселся в свое обычное кресло с высокой спинкой. Он держал свой планшет и стилус в руке, изучая нас темно-синими глазами, полными интеллекта.  – Гидеон, – начал он.– Расскажите мне что случилось с последней нашей встречи во вторник.  Я откинулся назад и перешел к делу.– Ева решила последовать вашей рекомендации воздержаться от секса, пока мы не поженимся публично.  Ева засмеялась низким хрипловатым смехом. Она наклонилась ко мне, обнимая за руку.– Вы обратили внимание на обвинительную нотку? – спросила она врача. – По вашей вине он собирается подождать пару недель.  – Это больше, чем две недели, – утверждал я.  – Но меньше трех, – парировала она. Она улыбнулась доктору Петерсену. – Я должна была знать, что в первую очередь он начнет с этого.  – А с чего начнешь ты, Ева? – спросил он.  – Прошлой ночью Гидеон рассказал мне подробности о своем кошмаре, – она посмотрела на меня. – Это был огромный, действительно большой поворотный момент для нас.  В ее глазах, когда она говорила, ни с чем нельзя было спутать любовь, благодарность и надежду. От этого мое горло сжалось. Разговор с ней о гребанном дерьме, что творится в моей голове – самая трудная вещь из всего, что мне приходилось делать. Даже рассказывать доктору Петерсену о Хью было проще. Но оно стоило того, чтобы увидеть ее лицо.  Ужасные события наших жизней сблизили нас. Безумие, но замечательно. Я потянул ее за руку к своим коленям, и обхватил обеими ладонями. Я чувствовал ту же любовь, благодарность и надежду, что и она.  Доктор Петерсен поднял свой планшет.– Довольно много откровений для вас на этой неделе, Гидеон. Что вызвало их?  – Вы знаете.  – Ева перестала с вами видеться.  – И говорить со мной.  Он посмотрел на Еву.– Произошло ли это потому, что Гидеон нанял вашего босса?  – Это стало катализатором, – согласилась она. – Но мы дошли до предела. От чего-то пришлось отказаться. Мы не могли продолжать идти по кругу с теми же аргументы.  – И ты отстранилась. Это можно было бы считать эмоциональным шантажом. Таковы были твои намерения?  Она поджала губы, пока она взвешивала ответ.– Я бы назвала это отчаянием.  – Почему?  – Потому что Гидеон... чертил линии, чтобы определить границы наших отношений. А я не могла представить себе всю оставшуюся жизнь в пределах этих линий.  Доктор Петерсен сделал некоторые замечания. – Гидеон, что вы думаете о том, решении, которое приняла Ева, чтобы справиться с этой ситуацией?  Чтобы ответить, мне потребовалась минута.– Это было похоже на чертово искривление времени, но в сто раз хуже.