– Ты, должно быть, много страдал. Мне… мне так жаль, Этан.

«И я тоже жалею. О многом…»

Не в силах вымолвить ни слова, он не шевелился, предоставляя Касси гладить его щеку. Потребовались поистине геркулесовы усилия, чтобы не повернуть головы, не поцеловать ее ладонь, не схватить ее в объятия.

– Как это случилось?

– Меня ударили ножом, – сухо обронил он и, отступив от Касси, направился к берегу.

Касси последовала за ним. Сзади бодро трусил Хвостолов. Не желая говорить о шраме на лице, он сухо сообщил:

– У меня есть и другие.

– Что именно?

– Шрамы.

– И каким образом ты их получил?

Этану не слишком хотелось продолжать этот разговор, но она твердила, что хочет знать о его жизни, так что, пожалуй, лучше сразу все объяснить и покончить с этим.

– После ухода из Гейтсхед-Мэнора я пошел в армию. И был ранен в битве при Ватерлоо.

Воспоминания обрушились на него с новой силой: крики людей, ржание коней, грохот выстрелов. Разрывы, огонь, мечущиеся люди.

Этан посмотрел на Касси и увидел в ее взгляде ужас и сочувствие.

– Господи Боже, какой ужас! Но ты никогда не выказывал желания вступить в армию.

Он никогда и не хотел стать солдатом. Но поскольку тогда ему было все равно, жить или умереть, он рассудил, что может умереть с пользой, и армия казалась самым подходящим местом, чтобы достичь цели. И, видит Бог, он лез в самые опасные места, чтобы встретить смерть, вызывался выполнять самые опасные задания, но почему-то выживал и получал чертовы медали и отличия.

– Решил, что кто-то должен поставить на место этого ублюдка Наполеона.

– И тебе это удалось.

– Но какой ценой… – Этан покачал головой и вздохнул. – Столько хороших людей погибло. Слишком много.

– Я благодарна Богу, что ты не оказался одним из них.

– Не оказался, – выпалил он, прежде чем успел сдержаться. И как всегда, когда находился в обществе Касси, он признался в том, что никому и никогда не говорил: – Тогда я так устал смертельно. И раны сильно болели… Я не раз молился о том, чтобы уснуть и больше не проснуться.

Его слова были встречены долгим молчанием.

– Но ты все-таки сумел идти дальше… – пробормотала Касси наконец.

Стоит ли быть честным до конца?

Он долго спорил с собой, прежде чем пожать плечами. Какой смысл говорить правду: завтра ее здесь не будет. «Да, она уедет и заберет с собой еще одну частицу твоей души», – шепнул внутренний голос.

– Я думал о тебе. О том, сколько раз ты убеждала меня делать то, на что сам бы я никогда не отважился. Учила арифметике. Танцевать вальс. Пришивать пуговицы. Выучить названия всех цветов в саду. – Этан нагнулся, поднял камешек и бросил в волны. – Я помню, что ты сказала и сделала, когда умер мой отец. Как ты держала мою руку и говорила: «Ты не один, Этан. Твой отец всегда будет жить в твоем сердце. И я всегда буду твоим другом. Мы оба знаем, что он был лучшим из людей».

Кассандра смотрела на него огромными глазами.

– Твои слова помогли мне вынести немало трудностей. И многое пережить.

– Я… я рада. И удивлена. И тронута, что ты помнишь.

– Я помню все, Касси.

«Каждое прикосновение. Каждую улыбку. Каждую слезу. Каждую сердечную рану». Она не отвела глаз.

– Я тоже.

Этан вынудил себя отвернуться. Уставиться на песок.

Несколько минут они молча шли рядом не останавливаясь, пока Кассандра не нашла красивую раковину. Смахнув песок со своего розового сокровища, она спросила:

– Как ты стал хозяином «Синих морей»?

– В армии я помог другу, тоже солдату.