Некоторое время Семенов ждал, что Курбан вернется, а заодно размышлял, где бы пристроить мальчишку. Но прошли сутки, и поручик признал, что мальчишке на поле боев не место, а Курбана, скорее всего, арестовали китайцы. И вот тогда, стыдясь того, что отступил от своих же собственных планов, он вместе с отрядом вернулся в Благовещенск. Быстро, так, чтобы успеть сегодня же с последним отрядом уйти на правый берег, отправился к Зиновию Феофановичу, и впервые в жизни увидел старого казака вдупель пьяным.

– Здорово… – протянул Зиновий Феофанович и вдруг увидел мальчишку. – Ванька?! Ван, это ты, что ли?! Ну, иди ко мне, сынуля!

Мальчишка насторожился, а потом вдруг решительно высвободился из объятий поручика и побрел к Зиновию.

– Это же лодочника сын! – обхватил казак мальчишку и пьяно прослезился. – Бог мой! Как же я за ними за всеми скучаю! Вот два дня как ушли, а я – веришь, нет – как потерянный по деревням хожу! Кладбище кладбищем! Жуть!

Семенов принужденно улыбнулся.

– А тут еще и медведь сдох, – продолжал жаловаться казак. – Помнишь, на цепи у караулки сидел? Так вообще тоска навалилась, хоть волком вой – ни души!

– Зиновий Феофанович, – озабоченно прокашлялся Семенов, – мне в Китай надо идти… Возьмете к себе мальчишку?

– А то как же? – пьяно всхлипнул Зиновий. – Они же мне как родные… Столько лет вместе…

Семенов прокашлялся и начал потихонечку отступать к двери. Он уже видел эти засветившиеся старческой нетрезвой радостью глаза и понимал: разговоры могут затянуться до утра.

– Бывалоча, сунешь манзе в рожу, – словно и не заметил его маневров Зиновий Феофанович, – а он тебе пятерочку в рукав и улыбается… Ты ему – второй раз! А он тебе – еще пятерочку… И снова улыбается. Какие люди понимающие были! Не чета нашему дурачью, не чета…

Семенов торопливо поклонился и шмыгнул в дверь.

В целом генерал-губернатор Гродеков был доволен. Вышедший от Благовещенска Ренненкампф наконец-то взял перевал через Малый Хинган и теперь прорывался к Цицикару, командир сунгарийского отряда Сахаров захватил Ашихэ, а начальник хайларского отряда Орлов нанес врагу решающее поражение в Якэши. Теперь Маньчжурия была открыта со всех сторон.

И снова, как всегда, все изгадили газетчики.

Ветер подул из Санкт-Петербурга, где вдруг спохватились, что с зазейскими маньчжурами поступили чересчур жестоко. Вот тогда и начало всплывать это никому не нужное грязное белье войны.

Сначала всплыла история о титулярном советнике Волкове, изменившем приказ губернатора и прямо приказавшем жителям истреблять китайцев. Затем начали говорить о писаре-патриоте Простокишине, пытавшемся заставить деревенских убить пришедшего с добычей на базар китайского охотника. Как выяснилось позже, когда деревенские – все как один – отказались, писарь, как человек по-военному решительный, лично застрелил охотника, а затем изнасиловал и казнил и его жену, и его полугодовалого младенца.

Затем оказалось, что количество убитых китайцев занижено даже в полицейских протоколах чуть ли не вдвое. Затем вдруг вспомнили эту дикую историю о китайцах, снятых с парохода и расстрелянных просто потому, что было не вполне ясно, что с ними делать, а начальство, как оказалось, не читало распоряжений генерал-губернатора. И повалило!..

Хуже всего было то, что Гродекову нечем было заткнуть им рот – по всему Амуру, словно бревна во время сплава, порой почти целиком закрывая зеркало воды, плыли разлагающиеся трупы вчерашних соседей.

«Придется кое-кому под суд пойти, – поморщился Гродеков, – надо переговорить с прокуратурой…»

Губернатор приамурской провинции Хэй-Лун-Цзян Шоу Шань не пытался спорить с судьбой и стойко принял свое поражение от русских.