– Где это вы пропадали, голубчик? – весело улыбнулся поручику Загорулько. – Ну, тунгус этот ваш, я понимаю, на охоту ходил, вон какой славный обед нам доставил… А вы?

Семенов ткнулся взглядом в улыбающегося ему толмача. Добыча и впрямь была славной – две молодые маленькие косули.

– И еще, Иван Алексеевич, – вспомнил Загорулько. – Вас добры молодцы из Никольской комендатуры обыскались. Не знаете, чего они от вас хотели?

Семенов охнул, да так и остался с раскрытым ртом. Он снова упустил свой шанс!

– Так чего им было надо? – напомнил о себе Загорулько.

– Это, скорее всего, ответ на рапорт Энгельгардта подошел. О моем восстановлении в Главном штабе, – убито произнес Семенов. – А я – дуррак! – вместо того, чтобы с отрядом оставаться, вино жрал!

Загорулько криво усмехнулся куда-то вбок.

– Только не рассчитывайте, что я вас еще раз отпущу. Хватит с меня, и так каждая шашка на учете, а послезавтра уже в Китае будем.

Поручик лишь сокрушенно покачал головой. Это он и сам понимал.

Узнав о захвате бухты Киао-Чао, или, как ее называют в Европе, Циндао, немцами, Ли Хунчжан первым делом послал запрос в германское посольство. И ответ пришел мгновенно: посол Его Величества Вильгельма II, нимало не смущаясь, разъяснял Его Превосходительству, что поскольку Китай не сумел защитить подданных Его Величества Вильгельма II, Германия намерена самостоятельно осуществить заслуженное китайцами возмездие и наказать всех виновных в подлом и зверском убийстве германских миссионеров – кто бы они ни были.

Ли Хунчжану стало плохо. Он уже представлял себе, как на это отреагирует Старая Будда. Сама совершившая немало роковых ошибок, Цыси не прощала своим подданным ровным счетом ничего.

«Русские! Вот кто должен помочь! – подумал Ли Хунчжан. – Как же вовремя мы согласились на эту дорогу!»

Нет, он понимал, что портить отношения со своим основным союзником в Европе Россия не станет, но надавить она могла, тем более что военный союз между Россией и Китаем был все-таки заключен.

Он сразу послал своего помощника в русскую дипломатическую миссию, однако прошел час, а затем и второй, а ответа все не было. И лишь спустя четыре часа взмыленный, как беговая лошадь, посланник вернулся и доложил, что русский посол долго не находил времени для аудиенции, а затем сказал, что не имеет на этот счет указаний из Петербурга.

– И все?! – изумился слывущий русофилом самый влиятельный сановник Поднебесной.

– Все, – кивнул мокрый от пота и бледный, как сама смерть, посыльный.

«Им нужно время, – понял Ли Хунчжан. – Это слишком серьезный вопрос…»

Экстренную депешу из Министерства иностранных дел его главе графу Муравьеву принесли прямо на заседание чумной комиссии. Граф быстро пробежал ее глазами, нервно улыбнулся и протянул депешу министру финансов Витте.

– Прочтите, Сергей Юльевич, это и вас касается.

Витте принял депешу, вчитался и обмер; в ней сообщалось о занятии бухты Циндао (Киао-Чао) военной немецкой эскадрой.

– Надеюсь, что это ненадолго, – поджал он губы и вернул телеграмму Муравьеву.

– А если нет? – испытующе посмотрел на главного финансиста России Муравьев.

– Тогда нам придется заставить их покинуть этот порт, – покачал головой Витте. – Уж вы-то должны это понимать.

Муравьев молча сложил телеграмму вдвое и ничего не ответил, а через несколько дней министры получили его записку, и свою позицию граф изложил в записке с военной прямотой: то, что немцы заняли Циндао, создало для нас благоприятнейший случай также занять один из китайских портов; лучше, если Порт-Артур или рядом находящийся Далянвань.