Хьюги говорил:

— Я тоже надену юбочку, накину плед на плечи, возьму кинжал и сумку… Все будут на нас смотреть и приговаривать: «Вот идет вдова Макдьюи» — это про тебя, а про Томасину: «Упокой ее, Господи!»

— Правда, Хьюги?

— Еще бы! — Он сам увлекся своей выдумкой. — И мы поставим надпись!

— Какую такую надпись?

— Ну вроде могильного камня. Сперва ставят дощечку… если спешат… — Его синие глаза загорелись, и, запустив пальцы в темные кудри, он медленно продекламировал: «Здесь лежит Томасина… зверски умерщвлена… 26 июля 1957 года».

Мэри Руа с обожанием глядела на него, а он говорил:

— Я скажу надгробное слово… «прах во прах возвратится…» похвалю ее… распишу, как ей хорошо на небе… Мы забросаем могилу цветами. Джеми опять залудит… и мы устроим поминки…

Мэри обняла его, склонившись над Томасиной.

— Вот и молодец! — сказал Хьюги, вытер ей лицо чистым платком и помог высморкаться. Потом он аккуратно отряхнул ее фартучек от листьев и травинок.

— Я ее возьму, — заторопился он. — Положу в коробку. Позову Джеми, соберу ребят. А ты беги, одевайся! Что за похороны без вдовы?

Она послушно побежала к дому, улыбаясь и плача. Больше всего ее умиляла фраза «Зверски умерщвлена».

8

Ветеринар Эндрью Макдьюи не видел похорон своей последней жертвы -он направлялся со своим другом, священником, на другой конец города, к слепому нищему.

Немного раньше, часа в три, Энгус зашел в лечебницу, чтобы узнать, как здоровье собаки-поводыря.

— Что ж, — сказал ему Макдьюи, предвкушая восторг и удивление, — глаза я твоему Таммасу спас. Через три недели собака будет в полном порядке.

— Вот и хорошо, — ответил священник. — Так я и знал.

— Мне льстит, что ты так веришь в меня… — начал Макдьюи.

— Нет, — простодушно перебил его отец Энгус, — я не из-за тебя. Я…

Макдьюи сердито рассмеялся.

— А, Боженька! Ясно… Знал бы ты, сколько раз мы теряли всякую надежду! Собака просто чудом осталась жива… — И он остановился, услышав, какое слово произнес.

Энгус Педди весело кивнул.

— Я о чуде и просил. Знаешь, у нас судят по плодам. А в тебе я, конечно, не сомневался. Пойдем скажем Таммасу, а?

— Иди скажи сам. На что я тебе?

— Он тебя просил: «Спасите мои глаза». Ты их спас.

— Вот как? А ты вроде только что говорил…

— Нет, это ты говорил. Ничего, не ты первый путаешь Бога с Его орудием. Пойдем, Эндрью, тебе полезно увидеть, как Таммас обрадуется.

Перед уходом они зашли поглядеть на собаку. Она лежала на чистой соломе, задние лапы ее были в гипсе, передние — в бинтах. Но глаза ее глядели зорко, острые ушки торчали вверх, и, завидев гостей, она забила хвостом по полу.

— Какая красота… — сказал священник.

— Не балуйте ее, а то привяжется, — обратился ветеринар к Вилли Бэнноку, хлопотавшему неподалеку. — Она приучена к одному человеку.

Таммас Моффат жил на другом конце города. Проходя узкими улочками, Энгус Педди услышал знакомые звуки и приостановился.

— Странно… — сказал он. — Где-то играют «Плач по Макинтошу», а сегодня нет никаких похорон.

— Померещилось тебе, — сказал Макдьюи, и они пошли дальше.