— А ну тебя! — крикнул он. — И что вы за люди! Как угри, честное слово! Ты прекрасно знаешь, что Лори не в себе! Она построила собственный мир. Она…

— Конечно, знаю! — перебил его Педди. — У вас есть ярлык для всего, что не входит в ваши рамки, — неврастения, шизофрения, маниакально-депрессивный психоз. Нам остается немного: выбрать себе подходящую лечебницу.

— Ты хочешь меня убедить, что она здорова? — спросил Макдьюи с прежней воинственностью, порадовавшей друга.

Священник встал, подошел к окну и посмотрел на белую церковь, на белые плиты кладбища и синие воды залива. Он думал довольно долго, потом обернулся и сказал:

— Если те, кто пытается общаться с Богом, сумасшедшие, — здоровых почти нет. Скажу иначе: Христос призвал нас к состраданию. Две тысячи лет назад Он возвестил о любви, жалости и милости в жестоком безумном мире. Но мир туго поддается, все дальше уходит от Божьего здравомыслия. В прежнее время, лет пятьсот назад. Лори считали бы святой.

— Скорее, ведьмой, — мрачно поправил Макдьюи. — Ее и сейчас так называют. Нет, ты мне скажи: если она больна… если у нее безвредный психоз… она живет в придуманном мире… Если она, как говорится, тронутая… или, по-твоему, святая… Грех это или не грех…

Он замолчал, но маленький толстый священник отошел от окна и строго спросил:

— Тебе-то что до греха, Эндрью Макдьюи? Разве ты не знаешь, что грех — наша привилегия, а одно из ваших наказаний в том, что для вас греха нет?

— Ты надо мной смеешься? — несмело проговорил Макдьюи.

— Ну, что ты! Разве ты не видишь, что загнал себя в полный тупик? Если ты не веришь в Бога, для тебя нет и греха. А если веришь — Лори не больная, а добрая, кроткая, милостивая. Она — анахронизм Божий в жестоком и больном мире.

— Все у тебя Бог! — заорал Макдьюи. — Что от Него, деться некуда?

— Конечно, некуда, Эндрью, — звонко ответил Педди и продолжил помягче:— Ты не удивляйся, что я о Нем всегда говорю. Психиатр говорил бы с тобой о неврозах и всяких там либидо, врач — о железах каких-нибудь, слесарь о трубах. Что же странного, когда священник говорит о Боге?

Макдьюи ответил ему глухо и без гнева:

— Тяжелую задачу ты задал мне, Энгус.

— Правда? — удивился Педди. — Вот не думал! Ты и Лори живете в противоположных концах ваших собственных миров. Если бы каждый из вас чуть-чуть подвинулся к другому…

— Да невозможно это! Ты пойми, она слышит голоса, прямо слышит…

— Что ж, и Жанна д'Арк слышала, — отвечал Педди, невинно глядя на него. — Тебе не приходило в голову, что голоса и правда есть, а не слышим их мы?

Макдьюи встал, подошел к шахматной доске и рассеянно переставил пешку. «Значит, вот и нами так орудуют? — думал он. — А правила игры там есть? Нет, не могу, не могу, не могу!» Он подошел к двери, но на пороге сказал с искренней печалью.

— Ты не помог мне, Энгус.

— Прости меня, Эндрью, — откликнулся священник. — В конце концов, ты сам себе поможешь. Не ты найдешь — тебя найдут, так оно бывает всегда. Ты почувствуешь, что это не столько вера в какие-то мифы или факты, сколько особое чувство, уверенность такая, которая заполняет человека, пока сомнению не останется и уголка. Тут никто не пройдет за тебя пути. Мы не знаем, как это произойдет, и не можем предсказать, когда придет.

— Я тебя не понимаю, — сказал Макдьюи.

— Ну и не надо, — мягко отвечал Педди и глубоко вздохнул.