— Да, дедушка Таллак, — сказал Маргидо. — Но они меня не заметили. Помнишь, я поссорился с матерью? В последний мой приезд? Мне казалось, вы так гнусно обращаетесь с отцом. Всему должен быть предел, сказал я матери.

— Но он… Он же ничтожество.

— А почему, Тур?

— Потому что… Потому что никогда… Не знаю. Всегда так было. Он же сам сказал, это не играло роли.

— Мать испытывала к нему только отвращение, может, как раз из-за этого. Что он никогда не возражал. По-настоящему плохо стало после бабушкиной смерти, как мне кажется. Тогда между ними остался только отец. А после смерти дедушки она продолжала презирать его. Может, даже еще больше.

— Но бабушка…

— Не думаю, что она что-то знала. Если только под конец. Когда лежала годами и заставляла мать за ней ухаживать, не хотела отправляться в хоспис. Возможно, это была месть. Но я… Даже я не знал, что отец никогда не спал с матерью. Она призналась тогда, семь лет назад.

Тур оперся о перила загона, потом опустился на колени и остался сидеть на полу, вдруг зажегся свет. Турюнн подошла и села перед ним на корточки, они сидели у загончика Сары. Сара не поднялась, только моргала почти слепыми глазами, сбитая с привычного ритма жизни, за ней лежали поросята, те немногие, что выжили.

— Когда ты сказал, что всему должен быть предел? — прошептал Тур.

— Она ответила, что я понятия не имею, о чем говорю. И тогда я рассказал, что видел их. В самом разгаре. «Я не стыжусь», — сказала она, это был Таллак с самого начала и до конца. Вот так вот, Тур. А когда отец протрезвеет…

— Но он нам больше не отец! Это ведь он наследник! Старший сын Таллака! Мы все только… его сводные братья. Младшие родственники… Нет… Нет, я отказываюсь…

Сара встала, подошла к нему, просунула пятачок между стальных прутьев, потянулась к его волосам, а он не сопротивлялся.

— Возьми себя в руки, Тур! На бумаге он наш отец! Просто сделаем вид, что ничего не было. Ничего не говорилось. Хутор перепишут на тебя.

Маргидо был непреклонен, как школьный учитель.

— Но он будет здесь жить! Вместе со мной! Ты-то отправишься домой!

— Может, тебе теперь будет легче.

Маргидо подошел и встал перед ним, их навязчивость была просто невыносима. Маргидо в выходных туфлях и темно-коричневом костюме, ему придется все это выбросить, иначе он никогда не избавится от запаха.

— Но ты не собирался все это мне рассказывать. Не собирался.

— Собирался, Тур. Чуть позже. Когда ты… когда ты не подумал бы, что я пытаюсь очернить мать. Я собирался рассказать еще тогда. Чтобы ты тоже мог пожалеть отца, а не только на него раздражаться.

— Ты об этом думал?

— Да. Потому что мне его жаль, — сказал Маргидо. — Подумай, он ведь жил здесь все эти годы. А после дедушкиной смерти остался один на один с той, на которой вроде как был женат.

— Ваша мать, похоже, была настоящей ведьмой, — сказала Турюнн и встала.

— Нет, не была! — крикнул Тур и вытолкнул Сарин пятачок обратно за прутья, она попыталась его укусить, но только схватила воздух.

— Нет, не была, — подтвердил Маргидо. — Но жизнь нам сильно попортила, Тур. Это факт. Помнишь, ты позвонил из больницы, когда ее туда положили?

— Ты не хотел приезжать из-за него. Мне казалось, ты… думаешь так же, как я. О нем.

— Я не мог видеть их вместе. Я больше никогда не хотел видеть их вместе, я поклялся себе в этом семь лет назад.