– Ты прав. Это поступок мальчишки, не более того, – сказал Один. – Мы можем положить конец этой драке и большому кровопролитию.
Лафей смерил Одина взглядом, Всеотец постарел, но все еще был силен. Один увидел в своем коллеге, Ётуне, то же самое. Синяя кожа Лафея постарела и сморщилась, но в его позе все еще чувствовалась гордость и сила. Он покачал головой.
– Дипломатия осталась в прошлом, Всеотец, – ответил Лафей. – Он получит то, за чем пришел, – войну и смерть.
Взглянув на своего сына, Один увидел, что тот выглядит избитым и измученным, как и все остальные. Фандрал был тяжело ранен в плечо. Он пошатнулся, едва держась на ногах. Вольштагг тоже был ранен, он хватался за почерневшую, обмороженную руку. Один также увидел, что Лафей начал формировать ледяной клинок в своей правой руке. Повелитель Ётунов не хотел прощать обиду Тора. Один знал, что с двумя ранеными товарищами Тора и численным превосходством противника любая полномасштабная битва может закончиться проигрышем. Он знал, что надо делать. Лафей сделал свой ход, подняв ледяной клинок и сделав выпад в сторону Одина. Но Всеотец был готов к этому. Он поднял свое могучее копье Гунгнир высоко над головой и вонзил его в лед. Мощный удар отбросил наступающих Ледяных Великанов назад, заставив лед треснуть и расколоться. Затем Один незамедлительно призвал Биврёст. Еще одна дыра разорвала небо, и прежде чем Лафей или его подданные успели отреагировать, Один вытащил себя и других Асгардцев из Ётунхейма.
На данный момент они были в безопасности. Но Лафей не забудет оскорбление, нанесенное ему Тором. Будет война с Ётунами. И теперь Одину придется наказать Тора за непослушание.
Как только они вернулись в обсерваторию, Один отослал леди Сиф и трех воинов обратно во дворец. Фандрал и Вольштагг нуждались в исцелении, а то, что должен был сказать Один, не предназначалось для чужих ушей. Повернувшись к своему старшему сыну, он надеялся увидеть раскаяние Тора в своем поступке. Один хотел, чтобы Тор понял, что его поступок был совершен смелым и высокомерным мальчишкой, а не будущим царем. Но Один не увидел ничего такого, даже когда сказал Тору, что он был неправ, отправившись в Ётунхейм, и что он почти разрушил мир, длившийся уже много лет. Даже после всего этого Тор твердо стоял на своей позиции.
– Ётуны должны научиться бояться меня, как когда-то они боялись тебя, – Тор был полон возмущения.
– Тщеславный гордец, а не мудрый предводитель! – огрызнулся Один. – Ты забыл все, чему я тебя учил! А как же терпение воина?
– Твое терпение вызывает во всех Девяти Мирах только смех! – усмехнулся Тор. – Асгард падет. А ты, наверное, все будешь выступать со своими речами!
Гнев Тора разжег гнев Одина.
– Ты тщеславный, жадный, жестокий мальчишка! – прорычал он, и слова обожгли его язык.
– А ты – старый дурак с больной головой! – крикнул в ответ Тор.
Царь пошатнулся. Путешествие в мир Ледяных Великанов отняло у него последние силы.
– Да, – сказал он с горечью в голосе. – Я – дурак, потому что думал, что ты готов занять трон.
Один не действовал бездумно. Он долго обдумывал события последних дней. Он знал, что должен сделать, даже если это означало потерять сына навсегда. Тору нужно было научиться быть настоящим царем. Ему нужно было научиться состраданию, смирению и терпению, а здесь, в Асгарде, он не мог этого сделать. Тор должен был научиться ставить нужды других выше своих собственных, чтобы иметь возможность сделать то же самое для своего народа. Всеотец убедился: Тору необходимо преподать урок, который он запомнил бы на всю жизнь. Был лишь один верный способ научить громовержца покорности и терпению: лишить его божественных сил и отправить в мир обычных смертных. |