По дороге домой он продолжал так и эдак осмысливать происходящие перемены. Если дела пойдут гладко, Тони Ромеро, чем черт не шутит, вполне может стать одним из самых влиятельных людей Соединенных Штатов, без натяжек большим человеком. Тони самодовольно хмыкнул, мысленно продолжая выстраивать головокружительные планы. Если с Синдикатом все уладится полюбовно, он даже сможет наверняка получить свою долю в других заманчивых сферах, возможно, в игорном бизнесе, в торговле наркотиками. Наркобизнес намывает бешеные бабки. Ему придется быть в дальнейшем предельно осмотрительным, но при небольшом везении — а оно пока ему не изменяет — он добьется своего. Парень вроде Тони Ромеро может и должен добиться большего и лучшего: больше денег, больше власти, больше радостей жизни. Он все еще был возбужден, взвинчен, но уже начал постепенно входить в норму.

Если удача ему не изменит… «Черт, я же верю, что человек сам кузнец своего счастья. Я знал это с самого начала: парень с характером должен сам позаботиться о своей судьбе. Позаботься о себе, а другие пусть платят. Такова жизнь».

Интересно, что подумает Бетти о нем, когда он взлетит наверх, окажется в числе действительно крупных шишек. Она одумается, раскается да и, глядишь, повзрослеет, молоко на губах обсохнет. Припарковавшись, Тони поднялся на свой этаж, открыл дверь и вошел в квартиру, все еще думая о Бетти, о том, что она подогревает в нем что-то вроде любви-ненависти.

Тони остановился как вкопанный у двери, затравленно озираясь. Что-то тут не так, иначе, чем полагалось бы. Он никак не мог понять, в чем дело, и его обуял страх при мысли, что Минт и Рэш могли передумать и решили ускорить события, отделаться от него, взяв все дело в свои руки… И тут он понял, что его насторожило: разбросанная одежда, женская одежда на диване и два чемодана. Он все еще пялился, не совсем понимая, что к чему, когда из спальни появилась Мария с дорожной сумкой.

Тони круто повернулся в ее сторону, все еще испытывая остаточный страх в сочетании с крайним напряжением последних нескольких часов.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прорычал Тони. — Я же велел тебе убираться!

Мария, не говоря ни слова, распахнула сумку и принялась запихивать в нее разложенную на диване одежду, а затем и в наполовину заполненные чемоданы.

Ее неожиданное появление, ее молчание было последней каплей, которая привела Тони в состояние необузданной ярости.

— Будь ты проклята! Отвечай же!

Мария выпрямилась и повернулась к нему:

— Я пришла за своими вещами — они принадлежат мне. — Ее губы распухли, и она едва шевелила ими. — Я не долго задержусь. Мне тошно оставаться здесь.

— Ах ты, сучка! — прошипел он, готовый бросаться в нее, как булыжниками, обидными словами. — Или ты явилась сюда, считая, что мне уже хана? Может, ты думала, что здесь ждет тебя Анджело? Так, что ли?

Мария равнодушно пожала плечами, отвернулась:

— Не понимаю, о чем ты говоришь?

— Еще как понимаешь! Ты думала, я не вернусь, что меня уже прикончили холуи Анджело. Не вышло, мертв он, а не я. Ты, конечно, будешь убиваться, нацепишь траур…

Прищурившись, не скрывая обиды и презрения, Мария смотрела на него.

— Какой же ты поганый, Тони! В тебе не осталось ни на грош веры — может, никогда и не было. Ты считаешь дураком всякого, кто доверяет тебе, поэтому и сам не веришь никому. — Она говорила, с трудом роняя горькие, обидные слова, потом спокойно добавила: — Ты отвратителен, Тони, я ненавижу тебя.