Я полюбил эту планету. Чудесное место для еды под открытым небом. Такой покой, такая простота и неспешность! Никакой суеты, и люди такие непосредственные, хотя несколько грязноватые и очень, очень глупые. Но мое сердце открылось им за их безыскусственность, близость к почве, светлый взгляд на жизнь и непритязательный образ этой жизни.
Он умолк и взглянул на Шеридана.
— Вы так не считаете, мой друг?
— Считаю, конечно считаю, — согласился Шеридан с излишней торопливостью.
— В Галактике, — сказал гуманоид печально, — так мало мест, где можно побыть одному в приятном уединении. О, одному не в буквальном, не в физическом смысле. Я имею в виду ощущение простора, когда тебя не теснит со всех сторон слепая жажда преуспеть, не душит напор других личностей. Бесспорно, есть пустынные планеты — пустынные лишь в силу их непригодности для жизни. Такие мы должны сбросить со счетов.
Он изящно, даже жеманно съел кусочек чего-то. Но из изукрашенного кувшина отпил внушительный глоток.
— Дивный напиток! — Гуманоид протянул кувшин Шеридану. — Вы уверены, что не хотели бы рискнуть?
— Пожалуй, не стоит.
— Вполне разумно, — признал гуманоид, — Жизнь — это вещь, с которой не расстаются с бездумной легкостью.
Он отхлебнул еще, потом поставил кувшин между ног, нежно его поглаживая.
— Хотя, — сказал он, — я не стал бы ставить благо обладания жизнью превыше всего. Несомненно, в структуре бытия должны быть другие грани, дарящие не меньше…
Они приятно провели время до вечера.
Когда Шеридан вернулся к стрекозе, его собеседник, допив кувшин, блаженно растянулся в сильном подпитии среди остатков пикника.
4
Цепляясь за соломинку, Шеридан попытался определить место инопланетного любителя пикников в происходящем, но оно не определялось. Быть может, он действительно был тем, чем казался: порхающий дилетант, одержимый страстью к еде под открытым небом вдали от шумных толп, и большой любитель выпить.
С другой стороны, он знал туземный язык, сказал, что часто прилетает сюда, что само по себе было более чем странно. Имея в своем распоряжении всю Галактику, чтобы порхать, почему он пристрастился к Гарсону-IV, планете — во всяком случае, на человеческий взгляд — мало чем привлекательной?
И еще — как он сюда попал?
— Гедеон, — спросил Шеридан, — ты случайно не видел поблизости какого-либо транспортного средства, на котором наш приятель мог бы прибыть сюда?
Гедеон покачал головой.
— Я об этом как-то не подумал. Но уверен, что ничего подобного там не было. Не то я бы обязательно заметил.
— Вам не пришло в голову, сэр, — осведомился Езекия, — что он мог овладеть искусством телепортации? Это ведь возможно. Ну, та раса на Пилико…
— Верно, — ответил Шеридан, — Но пиликояне телепортировались от силы на милю за один раз. Помнишь, как они выскакивали неизвестно откуда, будто кролики, перемахивающие одним прыжком милю, но так быстро, что не успеваешь их разглядеть? А этот тип должен перемахивать расстояния во много световых лет. Он спросил меня про язык, о котором я никогда не слышал. И заявил, что им широко пользуются по крайней мере в одном секторе Галактики.
— Вы напрасно тревожитесь, сэр, — заметил Езекия, — У нас есть заботы поважнее этого пикникующего инопланетянина.
— Ты прав, — ответил Шеридан, — Если мы не сбудем наш груз, мне каюк.
Но выкинуть из головы эту беседу под деревом он не сумел.
Перебирая в уме долгую праздную болтовню, он, к своему изумлению, убедился, что она была абсолютно пустопорожней. |