— Ты совершенно ложно истолковываешь мои намерения, Тамара! Я никогда не подозревал тебя в неверности, но знал твою страшную гордость, знал, что ты скорее умрешь, чем признаешься в любви к другому. Чтобы узнать истину, я должен был поразить тебя неожиданностью.

— Ты хотел узнать… а позволь тебя спросить, по какому праву? Мои тайные мысли принадлежат исключительно мне, и никто не имеет права рыться в моей душе. А ты — ты обращаешься со мной, как с развратной женщиной, с которой надо сорвать маску. О, конечно, я заслужила такое оскорбление, потому что верила в тебя, потому что смотрела на тебя как самого честного и благородного человека! Я ехала к тебе, твердо решив остаться верной и преданной женой… Но все напрасно! Ты достойный продукт того общества, которое воспитало тебя и среди которого ты жил, пока не случилось несчастье. Выздоровев, ты сделался неспособным понимать даже честность! Неужели ты думаешь, что, если бы я хотела изменить тебе, я стала бы дожидаться твоего выздоровления?

Магнус глубоко вздохнул и опустил голову. Он понял, что в данный момент Тамара ослеплена гневом и ему нечего рассчитывать на ее прежнюю снисходительность.

— Оставим этот разговор, и пусть все будет по-твоему. Пока, в глазах общества, мы останемся в прежних отношениях, а будущей весной решим, как нам дальше поступить. Но, — прибавил он серьезно, — позволь мне заметить тебе, Тамара, что твоя чрезмерная гордость — гордость, из которой ты сделала себе кумира, — всегда будет мешать твоему счастью, так как ты приносишь ей в жертву все другие чувства. Из гордости ты отрицаешь свою любовь к Арсению, который, очень может быть, сделается даже ненавистным тебе, так как был свидетелем твоей слабости. Если бы ты меня любила, ты поняла бы меня и не сочла за оскорбление желание дать тебе свободу. Пока ты не принесешь свою гордость в жертву истинной любви, способной все перенести и простить, ты никогда не будешь счастлива!..

Не ответив ни слова, молодая женщина повернулась к нему спиной и выбежала на террасу. Голова у нее кружилась, и страшная жажда сушила губы… Магнус, машинально следовавший за ней, видел, как она схватила стакан и налила воды из графина, стоявшего во льду. С быстротой молнии он подскочил к ней и схватил за руку. Вне себя от гнева молодая женщина пыталась вырвать у него стакан.

— Что значит это новое насилие?.. По какому праву ты мешаешь мне?.. Ты потерял всякое нравственное право на меня, а что делает постороннее лицо — тебя не касается!

Магнус отнял у нее стакан и вылил воду в сад.

— Ты ошибаешься, — сказал он спокойно и решительно, смотря в пылающие глаза Тамары, — пока ты живешь под моей кровлей и носишь мое имя, я не позволю тебе безумствовать. Я считаю себя ответственным за тебя перед Богом! Кроме того, ты забываешь, что развод зависит от моего согласия… Перед законом и перед людьми ты обязана мне повиноваться!

— А! Я сейчас же тебе докажу, как я повинуюсь твоим приказаниям, — гневно возразила молодая женщина, нервно теребя кружева своей косынки. — Сегодня же я отправляюсь в Стокгольм. Посмотрим, как ты запретишь мне это!..

При виде этой детской вспышки беглая улыбка скользнула по губам барона, хотя его и сильно беспокоило страшное возбуждение Тамары.

— Ты отправишься только в свою комнату, чтобы успокоиться и отдохнуть, так как в настоящую минуту неспособна здраво рассуждать, — сказал он.