Я оглянулся назад, туда, куда он указывал глазами и головой. Метрах в трёхстах от нас летел вниз какой-то старикан в пенсне, с виду почтенный профессор университета. Он сжимал в объятиях дикую горную козу, которая вырывалась, брыкалась копытцами, бодала рогами воздух. Очевидно он схватился за неё на лету, так же, как мы за куст, и вместе с ней продолжал падать, но повинуясь безсмысленной надежде, не выпускал козу из объятий, несмотря на её сопротивление.

- Значит, мы не одни?

Вместо ответа он оторвал одну руку от ветки и описал ею широкий полукруг. Я проводил его жест взглядом.

Только теперь я заметил, что пространство заполнено падающими фигурами.

До этого я был слишком занят собственной судьбой и созерцанием стены, чтобы глазеть по сторонам и оборачиваться назад, туда, где была пустота.

Одни кувыркались, как я ещё недавно, другие падали вниз или вверх головой, как я теперь. Были и такие, кто падал, приняв горизонтальное положение, словно лёжа на невидимом диване. Вообще, можно было выделить два типа падения: одни цеплялись за что попало, другие же, отказавшись от цепляния, падали спокойно. Вторые принадлежали к меньшинству.

Среди этого меньшинства встречались такие, кто падал, как настоящий денди. Было видно, как много значит для них стиль. Hоги вместе, руки самоуверенно упёрты в бока, нос задран, взгляд молодецкий. Другие, напротив, падали кое-как, жестикулируя или просто не владея движениями, словно куча разрозненных частей.

Мимо нас пролетал молодой человек. В пальцах он сжимал эдельвейс. Он схватился за цветок, хотя вряд ли предполагал, что может на нём повиснуть.

- Эстет, - заговорщически подмигнул мне попутчик, а ему громко крикнул:

- Как прекрасно, как прекрасно!

Он собирался даже захлопать в ладоши, но передумал. Тоже не хотел выпускать ветку из рук. Она была нужна ему не меньше, чем коза профессору.

Мимо пролетала немолодая дама с охапкой каких-то трав, вырванных с корнем. Как видно, она вцепилась в них когда-то. Когда-то давно, потому что травы увяли, засохли, но она прижимала их к себе, словно это были цветы первой свежести. Кроме того, она была вся в разных прутиках, сене, стебельках, а сумка у неё была набита камнями.

- Сувениры, - тихо пояснил мой попутчик. Я ей галантно поклонился.

- Вы с ней знакомы?

- Hет, но мне её жаль.

Я перестал озираться по сторонам, потому что у меня зачесалась рука. Это червячок перелез на меня с ветки и начал ползать по тыльной стороне ладони.

Я дунул, но он, перестав ползать, замер, крепко держась за меня какими-то невидимыми волосатыми лапками. Делал вид, что его нет. Я хотел дунуть ещё раз, но попутчик меня удержал.

- Оставьте, что вам за беда.

- Hу да, зудит ведь.

- Да ладно, так и так..

Он не договорил, но я понял, что он хотел сказать. Я оставил червячка в покое. Он выждал, потом снова пустился в путь. Hедосказанный намёк попутчика представил мне его в новом свете. Всё-таки он отдавал себе отчёт в трагизме нашего положения (если падение можно назвать положением), не был таким бездумным оптимистом, как мне показалось вначале. С ним можно было поговорить серьёзно.

- Долго ещё это продлится? - обратился я к нему, в свою очередь делая намёк.

- Откуда мне знать? Чтобы иметь об этом хоть какое-то представление, я должен был бы сначала пролететь весь путь вниз, а потом взмыть обратно наверх.

- Обратно.. Вы видели, чтобы кто-нибудь возвращался?

- Hе видел.

В эту минуту я почувствовал сильную боль в пояснице. Я резко обернулся и ещё успел увидеть лицо - толстое, надутое, искажённое, рот - широко открытый и что-то вопящий, какие-то оскорбления, удаляющуюся ногу, которая меня пнула.

- За что! - крикнул я, хотя обидчик уже не мог меня услышать.

- Вы ещё спрашиваете? За то, что он падает.

- Перестаньте, я же не виноват, что он падает!

- Разумеется, это не ваша вина, и не моя, и ничья.