Да! Пробудись, богиня, — и вспомни то время, когда с пеною морскою ты возникла из лазурного моря. Вспомни то небо — и тихий ветер с востока — и шепоты пены у твоих мраморных ножек…
Консуэлла (выпивая). Вот. Смотри: как раз половина! Возьми. Но что с тобою? — ты смеешься или плачешь, Тот?
Тот. Я смеюсь и плачу.
Манчини (слегка отталкивая Тота). Довольно, графиня, мое терпение истощено! Если Огюст так добр и позволяет, то я, ваш отец… вашу руку, графиня! Посторонись, любезный!
Консуэлла. Я устала.
Манчини. Вы не устаете болтать и пить вино с фигляром, а когда вас призывает долг… Брике, прикажите давать звонок, пора.
Консуэлла. Я устала, папа.
Зинида. Послушайте, граф, это жестоко: разве вы не видите, как она побледнела…
Барон. Что с вами, Консуэлла?
Консуэлла. Нет, ничего, я так.
Зинида. Просто ей надо отдохнуть, барон, ведь она еще не садилась… и такое волнение… Сядь здесь, девочка, укройся, отдохни немного. Мужчины так жестоки!
Консуэлла. Мне надо еще работать. (Закрывая глаза) А розы уже готовы?
Зинида. Готовы, готовы. У тебя будет такой необыкновенный ковер, ты понесешься, как по воздуху. Отдыхай.
Поли. Ты хочешь музики? Мы сыграем тебе песенку, хочешь?
Консуэлла (улыбаясь, с закрытыми глазами). Хочу.
Клоуны играют тихую и наивную песенку, тили-тили, поли-поли. Все молчат. Тот сидит в углу, отвернувшись; Джексон, косясь на него, лениво тянет вино. Барон, в своей обычной позе, широко и грузно расставив ноги, выпученными, неподвижными глазами смотрит в бледное лицо Консуэллы.
(Внезапно вскрикивая.) Ай! Мне больно.
Зинида. Что с тобою? Консуэлла!
Манчини. Дитя мое! Ты нездорова? Успокойся.
Барон (бледнея). Постойте… она переволновалась. Консуэлла!
Консуэлла встает и смотрит перед собою широко раскрытыми глазами, как бы прислушивается к происходящему внутри.
Консуэлла. Ай! Мне больно. Вот здесь, где сердце. Папа, что это? Я боюсь. Что это? И ноги… что у меня с ногами? Я не могу стоять. (Падает на диван, глаза расширены.)
Манчини (суетясь). Доктора! Ах, боже мой, это ужасно. Огюст, барон… с ней никогда этого не бывало! Это нервы, нервы, успокойся, дитя…
Брике. Доктора!
Кто-то бежит за доктором. Испуганный голос Джексона.
Джексон. Тот, что ты! Тот.
Тот. Это смерть, Консуэлла. Моя маленькая царица, я убил тебя. Ты — умираешь! (Бурно плачет.)
Консуэлла вскрикивает и, закрыв глаза, затихает. Все в смятении. Барон неподвижен, видит только Консуэллу.
Манчини (шипит). Ты лжешь… мошенник! Проклятый комедиант, ты что ей дал? Ты отравил ее… разбойник! Доктора!
Тот. Доктор не поможет. Ты умираешь, моя маленькая царица. Консуэлла! Консуэлла!
Входит быстро Безано: «Директор!» — умолкает и смотрит со страхом. Вошел кто-то еще. Брике машет рукою: «Двери!»
Консуэлла (голосом бледным и далеким). Ты шутишь, Тот? Не пугай меня, я так боюсь. Это смерть? — Я не хочу. Ай… Тотик, миленький мой Тотик, скажи, что ты шутишь, я боюсь… золотой мой Тотик!
Тот повелительно отталкивает барона и становится на его место над Консуэллою. Барон стоит по-прежнему, видит только Консуэллу.
Тот. Да, я шучу. Разве ты не слышишь моего смеха, Консуэлла? Здесь все смеются над тобою… глупенькая! Не смейся, Джим, она устала и хочет спать… как можешь ты смеяться, Джим! Усни, моя дорогая, усни, мое сердце, усни, моя любовь!
Консуэлла. Да, мне теперь не больно. Зачем ты так шутил и напугал меня? Теперь мне смешно. Ты сам говорил, что я… буду… жить вечно…
Тот. Да, Консуэлла! Ты будешь жить вечно… усни! успокойся! (Подняв руки, напрягает все силы и как бы все выше поднимает ее душу. |