Не дойдя до меня нескольких шагов, он останавливается, пинком отбрасывает снег и садится скрестив ноги.

Я не вижу его лица, только силуэт. Кажется, он в костюме.

— Наконец-то.

Голос его спокоен, он очень похож на мой, только звучит более… задумчиво.

— Да, — говорю я, и мой голос звучит как-то непривычно, словно я маленький мальчик.

— Я ждал этой встречи. Я давно ее ждал, — говорит он.

— Я тоже ее ждал. — Потом добавляю: — Целых семнадцать лет.

— Уже? Семнадцать лет…

— Почему ты не приходил раньше?

— Ты на меня сердишься.

— Немного.

Он кивает.

— Почему ты не приходил раньше? — Мой голос звучит жалко, но я так измучен, что мне уже все равно.

— Натан, тебе всего семнадцать лет. Ты еще очень молод. Когда ты повзрослеешь, то поймешь, что время может идти по-разному. Иногда оно замедляется… потом вдруг начинает бежать. — Он делает круговое движение рукой, отчего снежинки вокруг него взвихряются и образуют что-то вроде небольшой галактики, которая медленно уплывает вверх, пока совсем не скрывается из виду.

И это так удивительно. Видеть отца, наблюдать его силу. Вот мой отец, он сидит так близко, совсем рядом со мной. И все-таки ему следовало прийти раньше.

— Мне плевать на то, как движется время. Я спрашиваю, почему ты не пришел раньше?

— Натан, ты мой сын. И я ожидаю от тебя некоторого уважения… — Он делает глубокий вдох и долгий выдох, от которого еще несколько снежинок срываются со своих мест и падают перед ним на землю.

— А ты мой отец, и я ожидаю от тебя некоторой ответственности.

Он коротко усмехается.

— Ответственности? — Он слегка склоняет голову к правому плечу, потом выпрямляет ее снова. — Не могу сказать, чтобы я часто слышал это слово… А ты? Ты когда-нибудь слышал о том, что такое уважение?

После небольшой паузы я отвечаю:

— До сих пор не часто.

Он молчит, зачерпывает одной рукой снег, просыпает его меж пальцев.

И говорит:

— Меркури собиралась дать тебе три подарка, я полагаю.

— Да.

— Что она хотела взамен?

— Кое-какую информацию.

— Что-то дешево для Меркури.

— И еще кое-что.

— Дай угадаю… Это несложно: она хотела моего уничтожения. Меркури очень предсказуема.

— Но у меня нет намерения тебя убивать. Я так ей и сказал.

— И она согласилась?

— Кажется, она решила, что я потом передумаю.

— А! Ну, тогда она позабавилась бы, пытаясь заставить тебя переменить решение.

— Значит, ты мне веришь? Я не убью тебя.

— Я пока не знаю, чему верить.

А я не знаю, что сказать. Нельзя ведь просить кого-то о трех подарках. Так не делают. И я молчу, но, раз он пришел в мой семнадцатый день рождения, то, наверное, он пришел именно за этим? Или нет?

— Какая ей была нужна информация?

— Кое-что о Совете и моих татуировках. Я ничего ей не сказал.

— Не люблю я татуировки.

Я протягиваю руку и показываю ему ту, что у меня на тыльной стороне ладони, и ту, что на пальце. Они сине-черные, а моя кожа в темноте кажется молочно-белой.

— Они хотели использовать мой палец, чтобы сделать из него ведовскую бутылку. Чтобы заставить меня убить тебя.

— Значит, мое счастье, что твой палец еще на месте. Твое счастье, что ты не рассказал всего Меркури.