Хопвит опустил голову и некоторое время молчал.

– Милорд, – сказал он, – вплоть до этого времени я ни разу в жизни не считал себя дураком. Но теперь считаю. Вы правы. И потом…

– Они говорили что-нибудь еще?

– Как раз около трех – сразу после того жена Мокама слышала, как пробили часы на конюшне, – сама Молли приподняла штору и выглянула наружу. Она выросла у них на глазах, и они узнали бы ее в любом обличье. Потом она отвернулась, словно разговаривала с кем-то, стоявшим у нее за спиной, и опустила штору.

– Погодите! – воскликнул Филип.

– Милорд, мне больно. Если вы будете так добры и отпустите мое плечо…

Филип разжал руки. Он попытался изгнать из головы картину, леденящую кровь: Молли у ярко освещенного окна, а сзади прячется убийца.

Неужели все прежние подсчеты времени, включая и догоревшие свечи, разрушаются этим новым свидетельством? Нет, нисколько. По его версии, Молли гасит свечи и ложится спать около четверти третьего.

Но убийца, который проскользнул в загадочным образом незапертую дверь из коридора в будуар, должно быть, не встревожил ее. Ничего не опасалась, Молли снова зажгла свечи. В конце концов, чтобы убить, не требуется много времени. Если убийца, перед тем как уйти, снова задул свечи, никто ничего не заметил. Но если так…

– Хопвит!

– Да, милорд?

– Как случилось, что ваши свидетели заметили свет в окнах еще до того, как Молли подняла штору? Насколько я помню, шторы были задернуты.

– Не очень плотно, милорд, сквозь них пробивался свет. Более того…

– Что?

– У Мокама, ваша светлость, зуб очень уж разболелся. Сегодня его отвели в кузню да и выдрали зуб щипцами. Но вчера он все видел только потому, что вдруг зажегся свет, а прежде-то было темно – почти перед тем, как Молли высунула голову! А потом, через несколько минут, свет снова погас.

– Вот как!

– Вы так тяжело дышите, милорд, словно милю пробежали.

– Да, и на то есть причины. Еще один вопрос, и, бога ради, скажите правду. Тот человек и его жена… их словам можно верить?

Хопвит кивнул на дверь у себя за спиной.

– Они там, – отвечал он. – Ждут, если вы пожелаете расспросить их. Они люди необразованные, простые. Я боялся, вы не разберете, что они говорят. Но в одном я уверен: они выдержат самый суровый допрос самого строгого судьи во всем королевстве, и он им поверит.

– Тогда у меня все. – Филип шагал взад и вперед в тени дома. – Хопвит, есть у вас родственники в Лондоне? Такие, кто, к примеру, приютит вас у себя, и тех двоих тоже, на день-другой?

Он почувствовал, как старый слуга вздрогнул. Он все понял.

– Милорд, у меня внук женатый в Ламбете. Жилье у него маленькое, но я не сомневаюсь, что все можно устроить. А вы…

– Да! На дороге меня ждет закрытая карета. Я отправлю вас и ваших двух свидетелей в укрытие до тех пор, пока не смогу предъявить их и воскликнуть: «Вот они!» Премного вам обязан, старина. Так вы согласны оказать мне эту услугу? Вы поедете – все и сейчас?

– Услуга пустяковая, милорд.

Борясь с нахлынувшими чувствами, Филип хотел было что-то сказать, но передумал.

– Тогда зовите их скорее. Пусть собираются. Я провожу вас до кареты, иначе кучер может вас не пустить.

– Осмелюсь спросить, милорд… Велика ли карета? Мы поместимся там?

– Для вас троих места хватит.