Просто времени ни на что не хватило. А так — я думаю, оставим всех там, пока будем осматривать дома. Люди поймут, что мы действуем сообща и дружно. Любое животное в городе — в карантин, но для этого нам необходим человек со стороны.
— А как насчет скота?
— Пока не знаю. Поживем — увидим.
Парсонз почувствовал, что двадцать лет власти легли на плечи непосильным бременем.
— Не представляю, как все это можно остановить. Животные в горах…
— Только на западных склонах. Их мы уничтожим.
— Это невозможно.
— Я знаю.
— Вирусом обладает лишь одно животное. Если мы его пропустим, цикл начнется заново. К тому же мы предполагаем, что вирус локализован, а что если кто-то ушел в горы?
Слотер кивнул.
— Боже, да здесь, как тысячу лет назад…
— Больше. Десять тысяч. Тридцать, сорок.
Они смотрели на снежный покров. На вершинах блестел лед. Они стояли у Материнской Жилы. Хижины и проржавевшие металлические конструкции давным-давно рухнули, а на их месте возвышались грубо вытесанные деревянные лачуги, кругом валялись камни для примитивных инструментов и стояли гниющие остовы хижины. Улицы напоминали навозные кучи и везде, куда бы не сворачивали люди, они видели тотемные столбы, оленьи рога, помещенные на валунах, медвежьи головы на толстых колах, горы костей, и скелеты, поставленные в безумные позы. Завывал ветер.
— Они регрессировали.
Люди повернулись к Аккуму.
— В сознании. Отошли обратно к тому порогу, за которым люди превращаются в животных. Ведь они действительно напоминают животных…
— Они им молились.
На сей раз все повернулись к Оуэнзу.
— Культ смерти.
— Сюда!
Кто-то кричал из туннеля.
Слотер двинулся к провалу в горе, за ним шли остальные. Увидели рисунки на выкрашенной и выкрошенной стене скалы. Краски: охра, черная и зеленая. Звери: медведь и олень. Антилопа, застывшая в молчаливом безмолвии, — красота. За ней вслед летели дубинки и камни, стараясь попасть…
— Боже, как прекрасно.
Фонари выхватывали из темноты то встающего после зимней спячки медведя, то антилопу и оленя.
Люди двигались по туннелю все дальше и дальше. Слотер задержался.
— Что с тобой? — спросила Мардж.
— Заешь, с тех самых пор, как все закончилось, я чувствую себя по-другому.
— Лучше?
— Думаю, да. Но вот чего я тебе раньше не говорил: когда я побежал к грузовику, то чувствовал, что меня словно кто-то принуждает это сделать, что это не я иду, а меня ведут.
— Прости, но я не…
— Я тоже не понимаю, но у меня возникло такое чувство, будто я уже давным-давно делал нечто подобное.
Мардж молча смотрела на Натана.
— Парсонз.
— Он делал то, что считал необходимым. Его я не виню. Все ерунда.
— Аккум.
— Он уедет.
— Оуэнз.
— Не прикоснется ни к одному животному.
— А Данлоп?
— Нет, — услышали они откуда-то из туннеля. — Нет.
Они пошли дальше и увидели склеп, место погребения, где трупы лежали, обвешанные бусами, кусочками еды, оружием, казалось, они только и ждут момента, когда смогут возвратиться, как остальные, из глубокой вирусной комы.
— Разумеется, поклонение смерти, — сказал Слотер. — Ведь для них ее не существовало. Они это чувствовали. И постоянно возвращались…
— Но другие-то нет. |