Через полкилометра интенсивного движения мы остановились, найдя подходящую полянку. Чуть в стороне журчал крохотный ручеек, что тоже было не лишним: стоило набрать воды да и умыться. Забираться и дальше в лес, расположенный в непонятно какой местности, смысла не имело: только заблудиться для полного счастья не хватало без еды. Всю дорогу поручик топал молча, сосредоточенно сопя под нос и, видимо, о чем-то напряженно размышляя. Я, разумеется, с вопросами не лез – вот только полемику разводить не хватало. Самое время.

Сбросив с плеча лямку одного из баулов, я с удовольствием растянулся на траве, привалившись к мешку спиной. Рядом расположился поручик, уложив на колени винтовку. Несколько минут молчали, отдыхая, затем Гурский заговорил:

– Виталий, я все же хотел бы спросить…

– Ну так и спрашивай, время пока есть, – пожал я плечами, подставляя вспотевшее лицо под ласковые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь древесные кроны. Ух, хорошо-то как!

– Послушай, там, на дороге… я ведь видел на боку и на крыше того автобуса знак Красного Креста. Почему же пилот открыл огонь? Он не мог не заметить.

– Да потому и стрелял, что знал, что цель беззащитна и в ответку он ничего не получит, разве что пару неприцельных винтовочных пуль.

– Но это же ужасно, Виталий! Просто чудовищно!

– Бывало… ну, то есть будет и хуже. Я ведь тебе про сожженные вместе с жителями деревни рассказывал? Концлагеря в Интернете видел? Ну вот, примерно так и будет.

– Это… – Поручик замолчал, видимо, подбирая слова. – Это не война, это просто какая-то бойня! Безумие…

– Ой, можно подумать, на твоей войне было что-то другое, Коля. Я, конечно, не великий историк, но примерно помню, что происходило в Крыму в те годы. Ты «ледовый поход» прошел, верно? Корнилов ведь отдал приказ пленных не брать, так? Было же? Было. И не брали. Каледина, полагаю, тоже помнишь. А в других местах? В той же Сибири, например? Или на Дону – казачки, помнится, тоже особой добродетелью к ворогам своим краснопузым не страдали? Да и вообще, ты ведь у нас образованный, историю, полагаю, учил – вспомни хотя бы Французскую революцию. Там тоже кровушки человечьей пролилось ой-ей-ей сколько. И как шуаны с фонарями по полю от выстрелов бегали, и как передвижные гильотины по Франции ездили, а?

Поручик молчал, то ли переваривая информацию, то ли соглашаясь.

– А вообще… знаешь, Коля, я уже давненько пришел к выводу, что большая часть нашей – ну, человеческой в смысле – истории не меньшее безумие, чем то, что происходит сейчас. Да и не только сейчас, но и в мое время тоже – ты просто не успел об этом узнать.

Помедлив, Гурский негромко спросил:

– Расскажешь?

Прежде чем ответить, я тоже выдержал паузу: ну и о чем я могу ему рассказать? Про бездарно прос…ную кучкой зажравшихся или перекупленных заокеанским капиталом партийных бонз великую державу? Про безумные девяностые, когда некогда великую армию великой страны практически уничтожали и солдаты-срочники в дальних гарнизонах голодали и страдали от авитаминоза и чуть ли не цинги, словно зеки в лагерях? Когда в частях РВСН отключали электроэнергию и командир части высылал вооруженный наряд к распредщиту, чтобы этого не допустить? Когда за долги оставляли без тепла и света целые вои