Но он, наоборот, помог ей встать на ноги, бережно поддерживал, пока она сделала пару шагов, а потом, передумав, взял на руки и понес в дом.
Бетти решила, что он направится в кухню, но Симон держал путь в спальню, где горел камин, и было тепло. Она ощутила многочисленные болезненные уколы, будто тысячи иголок впились в тело. Симон осторожно, словно она хрустальная, опустил Бетти на пол перед камином.
— Не вздумайте двигаться, — мягко пригрозил он и ушел.
Бетти попробовала полуобмороженными пальцами расстегнуть пуговицы и молнию, но поняла, что не сможет самостоятельно раздеться.
Вернулся Симон с ведром снега и шелковым халатом.
Положив халат на пол, он бережно раздел девушку, приговаривая, словно возился с испуганным ребенком. И хотя Бетти протестовала, требовала не прикасаться к ней, она прекрасно понимала, что нуждается в помощи и, кроме этого человека, ее оказать некому.
Не обращая внимания на возражения, Симон раздел потерпевшую донага. У Бетти не было времени, чтобы испугаться или смутиться, потому что Симон положил ее на халат, взял горсть снега и энергично принялся за дело. Кровь забурлила, разливалась по ее обмороженному телу, и Бетти вновь почувствовала свою грудь, руки, спину, шею, ноги… И уже через несколько секунд приятное тепло полностью овладело ею, неся с собой жизнь.
— Как вы себя чувствуете? — допытывался Симон. Он сидел перед ней на корточках, пытливо изучая ее пылающее лицо.
— Спасибо, лучше, — смущенно призналась она. — Простите меня, пожалуйста… Это было чистейшим идиотизмом с моей стороны… бежать сломя голову. Не окажись вы рядом…
— Прежде всего, если бы меня не было рядом, этого бы не случилось, — сказал он примирительно. — Не надо брать всю вину на себя. Я сожалею, если мои слова про вашу помолвку обидели вас.
— Дело не в этом.
Симон выглядел таким усталым и измученным, что Бетти хотелось дотронуться до него, погладить его жесткие волосы, прижать его голову к своей груди…
Симон посмотрел на девушку, и его усталость мгновенно улетучилась, выражение лица резко изменилось, когда он увидел слегка дрожащие полуоткрытые губы. Его сердце бешено забилось, жар охватил все тело.
— О, Бетти, — простонал Симон, приблизившись к девушке и взяв дрожащими руками ее лицо. — Да простят меня небеса, мне не следует этого делать.
В следующее мгновение его теплые губы с волнующим трепетом коснулись ее губ, и, будто заразившись возбуждением, Бетти отдалась поцелую с неистовой жадностью.
— Какое блаженство… О… клянусь, вы испытаете истинное наслаждение, если позволите мне… — прохрипел Симон и вновь прильнул к ее губам.
Его рука дотронулась до ее груди, и, ощутив это нежное прикосновение, Бетти затрепетала — и от ласки и от слов.
— Вы должны почувствовать меня всего.
И прежде чем она успела ответить, Симон крепко прижал девушку к себе. Пряжка на ремне джинсов больно впилась в кожу, и Бетти вздрогнула.
— Что случилось?
Она никогда не видела, как от страсти темнеют глаза, как от возбуждения на шее ритмично бьется вена.
— Ремень, больно… — едва вымолвила она.
— Где… где больно? — встревожился Симон, и его рука неожиданно скользнула вниз. Девушка вскрикнула от неожиданности и оттолкнула его.
Но Симон продолжал завороженно смотреть на ее грудь. Кожа Бетти была ослепительно-белой, с голубыми прожилками вен, кораллово-розовые соски возбужденно набухли. Он протянул руку и дотронулся с таким благоговением, словно ее тело было священной тайной.
— Хотите, я покажу вам, что можно испытать? — едва слышно спросил он, но Бетти показалось, что его слова многократным эхом отозвались в комнате. |