Я при немцах у деревне жила. Так страшно было, но мене немец пускал. Я немного отбрешу по немецки, обыщут и пускають. А я две буханки хлеба за спиной несу. Других за деревню не пускали, а я проходила. Выхожу на сашу, два ведра картошки несу. Разрешали, только чищенную. Партизаны приходили, переживали у мене у подвали. Потом понадавали мене мидали. Ну, за што? За што, спрашиваю?
— Спасибо, Анна Кирилловна, — остановил её Пермяков.
— Та што спасибо? Мене дочка у Москву выташила, а сама незнамо куда с мужиком сгинула, внучку у мене оставила. Дай бог дитей, а дитям разум. Я жила в проходной комнате. Нехай бог миловает, ни с кем не ругалась. А Маринка мене не сотни, тыщи стоила. Но я не жалюсь.
— Спасибо, Анна Кирилловна, — ещё раз попытался остановить не в меру разговорившуюся женщину Пермяков. — Садитесь, пожалуйста. Потом мне расскажете остальное, — и он, взяв старушку под руку, отвёл к свободному стулу в переднем ряду. Возвратившись, продолжил:
— Уважаемые судьи. Перед вами женщина, которая сохранила у себя случайно найденную простыню, выброшенную подсудимой в форточку, о чём она и говорила.
Пермяков подошёл к столу и положил на него свёрток.
— Разверните его. В одном из углов вы найдёте штамп с чётко замеченными буквами МГУ, то есть Московский Государственный Университет, а рядом ещё одна заглавная буква «Д», что означает корпус «Д», в котором происходило рассматриваемое нами происшествие.
Это, товарищи заседатели, не просто простыня. Это документальный дневник, свидетельство преступления, которое было совершено по отношению к моей подзащитной. Разверните простыню.
Судья и заседатели взялись за концы старой материи, развернув её во всю ширину. На простыне явственно были видны пятна, напоминающие кровь.
Но время, конечно, смягчила краски.
Адвокат продолжал:
— Трудно было найти именно эту простыню. Однако я поинтересовался погодой на ту ночь, узнал направление ветра, и, учитывая, что квартира с пирушкой была на восемнадцатом этаже, примерно рассчитал, на какое расстояние могло унести ветром такую простыню. Походил по тому району, пока не наткнулся на Анну Кирилловну, золотую женщину, всегда готовую помочь любому, кому нужна её помощь.
— Ну, и что вы собираетесь ею доказать? — спросил прокурор, подходя к простыне, чтобы профессионально рассмотреть пятна. — Это может быть какая угодно простыня. Таких в университете тысячи.
— Вообще-то их много. Тут я с вами согласен на сто процентов, — согласно закивал головой Пермяков. — Но такая, как эта, — одна единственная. Институтом судебно-медицинской экспертизы проведен анализ пятен. Анализ крови при идентификации совпал полностью с анализом крови моей подзащитной. Вот письменное заключение экспертов с подписями и печатью.
— Ну и что с того? — спросил прокурор. — Даже если это та самая простыня, о чём она может нам свидетельствовать?
— После того, как я убедился в подлинности пропавшей простыни, я попросил анализ и других пятен. Время не уничтожило всех следов. Прошу простить за интимные подробности, но другими пятнами оказались следы сперм трёх разных мужчин. Это значит, что моя подзащитная, если даже и не была уверена сама, тем не менее, говорила чистейшую правду о том, что была изнасилована тремя, а не одним человеком. Тем самым начисто опровергается предположение о том, что с нею был только Вадим. Ходом сегодняшнего рассмотрения дела опровергнуто предположение о том, что подзащитная сама напрашивалась на любовную связь в эту ночь. Стало быть, судить надо не её за убийство, если бы такое и случилось в порядке самообороны, а тех, кто её насиловал, а это уже совсем другая статья.
Речь адвоката вдруг прервалась поднявшейся со своего места бедной женщиной:
— Правильно, милай. |