Мейси спустилась вслед за матерью по ступенькам заднего крыльца, и они прошли по утоптанной песчаной земле с клочками травы к величественному дереву, которое росло в этой части двора уже тогда, когда они с Джорджией еще были маленькими.

Она подумала о сводной сестре, что редко себе позволяла. Интересно, помнит ли Джорджия дерево и старые качели, унесенные ураганом «Деннис»? Вспоминает ли вообще о родном доме? Или люди, которых она оставила в прошлом, застыли для нее во времени? За десять лет, прошедшие с тех пор, как Джорджия уехала, в городе ничего особенно не изменилось. Да, стало больше туристов, выросли новые здания на острове Сент Джордж, ввели больше ограничений для рыбаков, и все реже видно ловцов устриц в заливе. Но Мейси по прежнему здесь, вместе с дедушкой и матерью и своими детскими воспоминаниями, в которых неизменно присутствует Джорджия.

– Мама!

Мейси повернулась на голос своей девятилетней дочери. Бекки стояла на заднем крыльце босиком и в пижаме.

– Мама, телефон звонит!

– Кто там?

– Не знаю, я не успела ответить. Номер определился. Он начинается с пять ноль четыре. Но сообщения не оставили. Мне подождать у телефона, вдруг перезвонят?

У Мейси на мгновение перехватило горло.

– Нет, Бекки. Не нужно.

Бекки вернулась в кухню. Ветер громко захлопнул за ней сетчатую дверь.

Берди перестала петь, и Мейси поняла, что она тоже услышала. И поняла. Мать сознательно отстранилась от жизни, хотя это вовсе не значило, что она не осознает происходящего вокруг нее.

– Звонок из Нового Орлеана… – неуверенно проговорила Мейси.

Джорджия никогда не звонила, потому что трубку могла взять Мейси. Примерно раз в месяц Джорджия говорила с дедушкой, и он сам набирал ей из своей комнаты со старого черного телефона.

Берди и Мейси смотрели, как дедушка направляется к ним от пасеки, медленные шаги подчеркивали его возраст. Дедушке исполнилось девяноста четыре года, и хотя разум его был скор, как у человека вдвое моложе, тело начало подводить застывшими суставами и неровным сердцебиением.

Из кухни снова донесся звонок телефона. Зная, что он продолжится, пока она не ответит, Мейси оставила мать и побежала обратно к дому. Она схватила трубку. Длинный шнур так перекрутился, что его хватало теперь не больше, чем на три фута.

– Алло? – Что то зажужжало возле ее головы, и она резко отпрянула. Пчела взвилась к потолку. Пчела в доме – к гостю. Пчелиные приметы дедушки отпечатались в ее мозгу вопреки тому, как сильно она хотела их стереть.

На другом конце линии возникла недолгая пауза.

– Привет, Мейси. Это Джорджия.

Как будто ей нужно представляться! Как будто Мейси не знала этот голос почти так же хорошо, как свой собственный.

– Привет, Джорджия.

Она не собиралась облегчать Джорджии разговор. Пчела снова прожужжала мимо Мейси, и она, повернувшись к стене, взяла мухобойку, висевшую на гвоздике. Если чертово насекомое подлетит еще раз, это будет последнее, что оно сделает.

– Хочу попросить тебя о любезности.

Хорошо поживаю, спасибо, что спросила.

– Насчет той суповой чашки?

– Да, – ответила Джорджия после краткой заминки. – Видимо, дедушка тебе рассказал. Он не помнит ее, но сказал, что поищет. Потом сказал, что не нашел.

– Что ж. Значит, ее тут нет. – Мейси прижала телефон к уху, слушая дыхание сестры.

– Я хотела бы, чтобы ты поискала, – наконец сказала Джорджия. – Хочу быть уверенной.

– Ее здесь нет, – быстро проговорила Мейси. – Я помогала дедушке искать, и мы везде посмотрели. Мы даже заглянули в гардероб Берди. И не нашли. Разве он тебе не говорил?

Она представила, как Джорджия поджимает губы.