К сожалению, людей, занимающих руководящие посты в промышленности и правительственных органах, кажется, вполне устраивает исчезновение морских птиц. Они рассуждают просто: если и когда мойва сумеет оправиться от страшного опустошения 1970-х и 1980-х годов, то к тому времени очень мало морских птиц останется в живых. Следовательно, опять будет больше мойвы для увеличения прибылей рыболовных корпораций.

В течение последних десятилетий Канадская служба охраны диких животных и Министерство рыболовства и морской среды вели междоусобную войну за судьбу всех тех животных, которые могут считаться в каком-то смысле конкурентами человека в дележе «морского урожая».

Это — битва Давида с Голиафом, только в нашем случае Давид не располагает ни смертоносной пращей, ни поддержкой бога коммерции нашего времени. Канадская служба охраны диких животных делает все, что может, а Министерство рыболовства уничтожает сделанное. Если оно возьмет верх, то некогда многочисленные популяции морских колониальных птиа северо-восточного побережья имеют очень мало шансов уцелеть.

Глава 3

Быстрокрылые

Индейцы племени наскопитов из Унгавы звали их «быстрокрылыми» в знак признания их высочайшего летного мастерства. Прочие местные жители величали эту птицу по-разному, но ни одно название не подходило ей лучше того, которым нарекли ее коренные жители Патагонии. Они именовали ее словом, переводимым лучше всего как «чудо-облако»: прилетавшие осенью стаи огромным облаком затемняли патагонские небеса.

На диаметрально противоположном краю Земли она была также известна инуитам арктической тундры, граничащей с Северным Ледовитым океаном от залива Батерст-Инлета на востоке до пролива Коцебу на западе Аляски. Они звали ее «пи-пи-пьюк», имитируя ее нежный резонирующий посвист, который служил им верным предвестником весны. Сравнительно недавно, в 1966 году, один старый инук с побережья залива Франклин рассказывал мне, на что это было похоже, когда «пи-пи-пьюк» возвращалась из далекого неведомого края, предъявлявшего на нее свои права в течение долгих зимних месяцев.

«Они нагрянули внезапно, навалившись на нас, как густой снегопад. Когда был жив мой отец, говорили, что в тундре их было так много, что они тучами, как комары, поднимались впереди идущего человека. Их гнезда и яйца были в каждом пучке травы.

В конце лунного месяца появлялся выводок, и, казалось, сам мох оживал от множества суетящихся птенцов. Как же их было много! Но я был еще ребенком, а их уже осталось совсем мало. А однажды весной они вообще не прилетели».

Старик объяснил мне, что это случилось в том же году, когда люди его племени впервые услышали о непонятной бойне, в которую мы, белые, сами себя втянули, — первой мировой войне. «Пи-пи-пьюк» не вернулась и в последующие годы, и инуиты подумали, уж не мы ли уничтожили ее в одной из необъяснимых вспышек кровавой бойни.

«Не нужно далеко искать причину уничтожения эскимосского кроншнепа. На Дальнем Севере его гнездовья остались непотревоженными, и я не могу поверить, что во время: миграции над морем его постигло какое-то большое несчастье, которое могло бы послужить причиной его гибели… несколько других видов птиц благополучно совершали подобные длительные перелеты над океаном.

Нет признаков и болезни или нехватки корма. Нет, тут существует только одна причина, это — бойня, учиненная людьми в конце лета и осенью на Лабрадоре и в Новой Англии, зимой — в Южной Америке, и наихудшая из всех — весной от Техаса до Канады».

Так писал в 1920-х годах патриарх американских орнитологов, д-р Артур Бент. Чтобы высказать подобное суждение, ему, вероятно, потребовалось определенное мужество, ибо сам добрый доктор в свое время застрелил десятки тысяч птиц, включая эскимосских кроншнепов, как на охоте, так и во имя науки.