Одни изменения ландшафта грубы, очевидны. Это – распашка степей, вырубание лесов, обводнение, опустынивание в связи с перевыпасом и другие перестройки земной поверхности, коренным образом меняющие ее облик. В результате целые комплексы животных начинают исчезать просто из-за того, что им некуда деваться, как это случилось, например, с дикими копытными в некоторых районах Африки. Однако эти изменения ландшафта в известной степени локальны, и всегда остаются естественные (или искусственные) резерваты, где какая-то часть животных сохраняется. Именно поэтому подобные перестройки ландшафта не сопровождаются чаще всего полным вымиранием животного населения, а приводят лишь к количественному обеднению его и замене одних видов другими, лучше приспособленными к новым условиям. Иногда вновь создающийся ландшафт по набору таких условий оказывается даже богаче, и это приводит не только к количественному, но и качественному обогащению фауны.
Однако наряду с крупными перестройками ландшафта существуют другие, казалось бы, мелкие, подчас не сразу бросающиеся в глаза изменения (скорее даже нарушения), которые тем не менее могут стать причиной полного вымирания некоторых видов. Как правило, влияние таких изменений сказывается на каком-либо узком участке жизни. Очень наглядна в этом отношении судьба белоклювого дятла (Campephilus principalis).
Еще два-три десятка лет назад этот крупный и необычайно красивый дятел, обитатель тропических лесов, был сравнительно обычен во Флориде и на некоторых островах Карибского моря. А в 1960 году орнитологам удалось обнаружить только шесть птиц этого вида! Дело в том, что, как показали специальные исследования, белоклювому дятлу для гнездования нужны старые леса с очень большими деревьями. А за последнее десятилетие такие деревья были вырублены, лес искусственно омоложен, и дятлу стало негде гнездиться – в молодых деревьях он не может долбить дупло!
Или, например, другой катастрофически исчезающий вид – коршун-слизнеед Rostrhamus sociabilis, распространенный во Флориде, в Центральной и Южной Америке. Он питается пресноводными моллюсками (Pomacea), и никакая другая пища ему; не подходит. Местности же, где он обитает, за последнее время подверглись интенсивному осушению, влаголюбивые моллюски стали исчезать – и резко пошла на снижение численность коршуна-слизнееда.
Подобных примеров можно было бы привести много, но, мне кажется, и этих двух довольно, чтобы представить себе значение некоторых мелких перестроек ландшафта. К сожалению, уже не во власти человека сделать эти перестройки обратимыми, и, по всей вероятности, таким животным, как белоклювый дятел, на земле не удержаться. Здесь ничего не поделаешь. Более того, нет никаких гарантий, что история их гибели не повторится по отношению к каким-либо другим видам, ибо деятельность человека многообразна, и пока нельзя предсказать, на какой жертве, как и когда она скажется.
Но это лишь одна сторона вопроса. Как уже говорилось, само по себе изменение ландшафта в «чистом виде» – окультуривание (даже очень глубокое) не приводит (хотя это и парадоксально!) к гибели основной массы животных. К сожалению, приходится констатировать, что почти всегда любому изменению ландшафта сопутствует заметное изменение видов животных и усиление прямого преследования их человеком. Вот от количественного соотношения этих двух категорий явлений, от степени их баланса и зависит окончательное решение судьбы основной массы видов животных.
Прямое воздействие человека – страшный бич для животных. Оно начинается почти всегда задолго до изменения ландшафта, на начальных стадиях его использования. Пионеры крупнейших перестроек земной поверхности оказывались и оказываются главными палачами животных. Достаточно вспомнить грандиозное истребление слонов, антилоп, львов и других животных первооткрывателями Африки, гибель таких птиц, как дронтов или странствующих голубей, трагедию стеллеровой коровы или североамериканских бизонов. |