Киригоса убрала конец цепочки под льняную рубаху, покрепче взялась за кинжал (столь ничтожное оружие против такого огромного существа!) и медленно шагнула вперед.

Дыхание, вырывавшееся из огромных, неестественным образом сокращающихся легких Хроматуса, было похоже на несильный ветер. В своем человеческом облике Киригоса шла, словно мышь мимо тигра. Но ей все равно казалось, что звук ее шагов, приглушенный снегом, и стук быстро бьющегося сердца разбудят монстра. Он не свернулся калачиком, а распростерся, вытянув свои головы. Его тело медленно поднималось и опускалось с каждым вздохом.

Кири хотелось бежать, но она сдержалась. Вместо этого она шаг за шагом двигалась вдоль огромной, пятнистой туши. От Хроматуса исходило тяжелое зловоние. Похоже, гнилостная вонь, которую он источал так давно, не могла развеяться просто потому, что в нем зажглась искра жизни. Киригоса вдруг почувствовала жгучую ненависть – она согрела ее и придала решительности.

Но на кону стояло нечто большее, чем просто ее жизнь. Она достаточно давно была пленницей Сумеречного Отца и многое узнала, причем сам Отец не знал, что именно она слышала. Если у нее получится добраться до Кейлека и синих драконов, передать им эти сведения, то она сможет рассказать то, что поможет им в бою.

А они действительно снова нападут. Киригоса знала свой народ. И в этот раз она хотела быть с ними, а не оставаться слабой и беспомощной из-за цепочки вокруг ешеи.

Хроматус пошевелился.

Киригоса замерла и затаила дыхание. Неужели он каким-то образом почувствовал неожиданный прилив ее ненависти? Может быть, учуял его? Или она потеряла бдительность, и под ее ногой хрустнула ветка?

Хроматус повернулся, поднял огромную бронзовую голову, положил ее поудобнее и вздохнул. Затем он снова замер, и глубокое дыхание, означавшее, что он крепко спит, возобновилось.

Киригоса на секунду прикрыла глаза, испытывая облегчение, а затем продолжила медленно и осторожно двигаться мимо спящего хроматического дракона туда, где были привязаны животные. Она перевела взгляд от громадной, уродливой туши Хроматуса к виверне, которая вскоре унесет ее на свободу.

Волки и ночные саблезубы были слишком преданны своим всадникам, и она не могла их украсть. Олени плохо поддавались дрессировке, и на них было трудно ездить верхом, хотя они родились в этом краю и могли бы быстро увезти ее отсюда. Кроме того, как и другие травоядные, они испугались бы запаха крови, в которой она испачкалась. Киригоса заметила, что виверны, которыми пользовались для полетов члены Орды, оказались на удивление спокойными. И потом, в храме их было очень мало, поэтому члены культа приучили их носить на себе любого наездника.

Конечно, любого, кто знал, как ими управлять. Киригосе снова пришлось прогонять свой страх. Она сказала себе, что ей повезло, ведь привязанными остались два зверя.

Она подошла к той виверне, которую выбрала, успокаивая ее тихим голосом. Голова, похожая на львиную, повернулась к Киригосе и заморгала, глядя на нее скучающим взглядом. Виверна раскрыла крылья и потянулась. На ней не было седла, но у Кири совсем не оставалось времени. В любую секунду могли протрубить тревогу, и до этого момента ей нужно было улететь как можно дальше от храма.

Киригоса видела, как летают на вивернах, но сама никогда не ездила на них верхом. Она осторожно закинула ногу на огромное животное. Зверь заурчал и посмотрел на девушку, очевидно, чувствуя в ней неопытную наездницу.

Кири ободряюще, как ей казалось, погладила зверя, схватилась за поводья и повернула голову виверны к небу. Послушное и хорошо выдрессированное животное метнулось ввысь… и Киригоса ахнула, прижавшись к ней всем телом и крепко держась. Впрочем, виверна быстро поднялась и зависла, ожидая приказа. Киригоса взялась за поводья, и направила зверя на запад, в сторону Хладарры и Нексуса.