Страшноватый выход только один… Да, слишком страшноватый. Хотя я сам себя и называю самым крайним экстремистом в этой области, однако даже для меня это страшно, жутко. Если суметь отказаться от биологической составляющей, то что станет с нами? Захотим ли жить вообще? Ведь стремление жить – это самый мощный инстинкт, заложенный столь глубоко, что даже в самой примитивной амебе он есть.

    Жаль, правда, что начиная с той же амебы заложен и приказ умирать: та же амеба, давая жизнь двум другим, сама умирает, исчезает. Можно ли отключить только второй механизм, если они с первым одно целое?

    Звонок в прихожей, на большом экране улыбающаяся физиономия Коли, он прикладывает палец к сенсорной пластине входной двери в подъезд.

    – Привет! – сказал он. – Это я, ликуй!

    – Ликую, – буркнул я и дал сигнал двери впустить. – Прям в пляс пойду.

    Пока Коля проходил через холл, где его просматривают автоматы на предмет взрывчатки, химии или наркотиков, я пытался сообразить, что ему надо, и лишь когда он вошел в лифт и тот устремился вверх, я подумал о молчаливом сговоре компашки Аркадия: все видели, как тяжко я принял уход Каролины, как-то договорились не выпускать меня из виду, заботиться, присматривать, помогать. В первый год раздражало, на второй начало смешить, потом сообразил, что это им самим нужно больше, чем мне: общая забота объединяет, потому лишь и не рассыпалась компания, как рассыпаются со временем, живут общей заботой: как бы удержать этого слесаря от пьянства, наркотиков, самоубийства, вообще от всего плохого, чего так много на их слесарином дне.

    Коля явился веселый, шумный, размашистый, облапил меня, принюхался, скривился.

    – Опять трезвый!.. Ну ты даешь! То не просыхал, а теперь засох, как дождевой червячок на солнце!.. Да и ликования что-то не зрю на твоем обезображенном интеллектом лице.

    – В самом деле? – удивился я. – Я вообще-то все тот же ремонтник. Разве что уже повыше рангом…

    – Ну да, рассказывай!

    Он прошелся, как обычно, перед полкой с добавками, их стало еще больше, присматривался критически, морщился с неудовольствием, словно я вот прямо перед ним облажался, как никогда, наконец спросил напрямик:

    – Делаешь ставку на то, что будешь жить вечно?

    – Да, – ответил я так же прямо. – Делаю.

    – Володька, чудак, а ты хоть понимаешь, что шансов у тебя нет? Как и у никого из нас?

    – Почти, – сказал я.

    – Что «почти»?

    – Почти нет шансов, – пояснил я. – Почти.

    – Все равно!

    Я покачал головой.

    – Для меня – не все. Какая-то доля процента все же есть. Понятно, если все карты лягут в самой выигрышной комбинации. Не будет войн, а технический прогресс будет переть по нарастающей, вовремя откроют средства для продления жизни еще на десять лет… еще на двадцать… а потом, когда буду на краю могилы, но еще живой, сумеют отключить «ген смерти».