Берег был пуст. Туман рассеялся и стали видны круги играющей на заре рыбы и коричневые шишечки камыша.
— Найдем! — тряхнув волосами, уверенно пообещал Попович. — Обязательно найдем, коли надо!
Богатыри попрощались со своей проводницей и пошли к ожидавшим их на крутом берегу коням. В глубине леса снова гулко и зловеще захохотал филин. Если бы богатыри обернулись, они бы увидели, что на том месте, где стоял Волхв, гримасничает, скалится, показывая язык, жуткая маска. Но богатыри не обернулись и маску снова затянул сгустившийся странно туман.
3. КАМЕНЬ
Казалось, что степи не будет конца.
Легкий ветер волновал серебристый ковыль и оттого казалось, что земля дышит. В воздухе стоял горьковатый запах полыни, а над степью в бездонной синеве плыли облака.
У плоской гранитной глыбы дорога расходилась на три пыльш рукава. По глыбе шла надпись, сделанная кривыми неровными буквами. На камне сидел громадный черный ворон и саркастически смотрел на богатырей.
— Ну-ка, Алеша, — сказал Муромец, вглядываясь в на пись, — у тебя глаз молодой, острый. Погляди, что там написано?
Лукавил Илья. Не в остром взгляде было дело — и сам Иль неплохо видел. А дело было в том, что читать он не умел. За ратньми подвигами недосуг было грамоты в руки взять. А многолетнее карачаровское сидение хоть к учению и располагало, да к образованию не привело.
Попович свесился с седла и прочитал вслух надпись на камне:
— Путник, — гласила надпись. — Перед тобою три дороги. Направо поедешь — коня потеряешь, налево поедешь — назад не вернешься. Прямо поедешь — самому живому не быть.
— Да, — протянул задумчиво Муромец. — Куда не кинь, везде клин. Назад не вернуться — зачем тогда в путь отправляться? Коней терять — тоже не резон. Что за богатырь без коня?
— Прямо надо, Илья! — решительно сказал Добрыня.
— Так же жизни лишишься! — нервно возразил Попович.
— А это мы поглядим, кто жизни лишится! — отозвался Добрыня и многозначительно поиграл кистенем.
Ворон, сидевший на камне, хрипло каркнул и растопырил крылья.
— Видали мы таких за триста лет! — сказал ворон. — Были до вас. Вон их в чистом поле сколько побито!
— Кыш! — суеверно сказал Добрыня. — Кыш, тварь пернатая, пока голову набок не свернул!
— Видали мы таких! — вступил в перепалку с Добрыней ворон.
— Голову он мне, видите ли, свернет! А кто тогда за живой и мертвой водой полетит? Ты что ли, толстый?
— Не годится прямо ехать, — покачал головой Муромец.
— Струсил, Илья Иваныч? — Добрыня сплюнул. — Вот не ожидал от тебя!
— Мы что — в игрушки играем? — Илья нахмурился. — Мы что — шутки шутим? Понапрасну рисковать — что с чертом спорить, Добрыня, зря рисковать нельзя. Кто тогда меч-кладенец добудет? Кто родимую землю от супостата оборонит?
— Правильно говоришь, Илья! — горячо поддержал Муромца Алеша Попович. — Направо надо. Коня потерять — не голову.
— Ишь ты! — снова оживился ворон. — Коня ему не жалко. А ты коня спросил? Может конь по-другому думает?
— Голову сверну! — цыкнул на ворона вспыльчивый молодой богатырь.
Ворон втянул голову в туловище, прикрыл глаза и замолчал.
— Коня терять тоже не резон, — рассуждал вслух Муромец. — Богатырь без коня, что князь без государства. |