Поел Добрыня и начал рассказывать Яге про себя, про путь свой неблизкий. Пригорюнилась старуха: привычно ей под властью киевской жить — хоть и туго, а дышать-то можно. А ну Кащей воцарится? Знала ведь Яга своего родственничка, ох как знала!
Сам нежитью на земле обретается, и другим спокойствия не дает. Уж лучше на богатырей надеяться, авось победят они и жизнь прежняя потянется. А придет Кащей к царствию, так и жить незачем — все одно его враждуры да соглядатаи замучают, измену выискиваючи!
— Дорога к Поклон-горе и мне неведома, — сказала Яга. — Но скажу тебе так, богатырь, на какой дороге тебя Лихо Одноглазое ждет, та дорога и ведет к Поклон-горе! Ложись, Добрынюшка, спать. Утро вечера всегда мудренее. Отдохнувшему богатырю и путь короче вдвое.
Прилег Добрыня Никитич на жесткой неудобной скамье, а Баба-Яга во двор вышла. Черепа освещали лес синим пламенем, в прорехах черных облаков тускло высвечивала Луна, и Яге показалось, что кто-то наблюдает за ней сверху. Захотелось Яге в избу вернуться, запереться на все засовы. Но коль назвался груздем, надо полезать в кузов!
Выкатила Баба-Яга ступу, уселась в нее, взмахнула метлой, и, повинуясь волшебному знаку, ступа взвилась в черное небо, просыпаясь вниз синими скрами. Мелькнула ступа под облаками и помчалась Яга по неведомому тайному маршруту, оставив в ночи темную квохчущую сонно избушку и спящего в ней богатыря.
Было видно, что торопится Яга обернуться назад затемно; ночь же уже шла к исходу и в деревенских курятниках готовились возвестить наступающий день рыжие петухи.
16. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
Хорошо стоять на палубе обдуваемого ветрами корабля!
Плыли вдоль бортов белые облака, сверху светило солнце, и странно было видеть в черно-фиолетовой бездне немигающие звезды. Среди облаков беззаботно носились громовики, сталкивались с шумом на кулачках, разбрасывали вокруг фонтаны искр, проскакивали, хвастаясь друг перед другом ловкостью, среди мачт Летучего Корабля, дразнили его пассажиров.
Летучий Корабль, повинуясь Симеону, спустился ниже и пробил облако. Внизу лежала земля, похожая на пеструю шкуру волшебного зверя, голубыми венками темнели на ней ручейки, реки да озера, квадратами зеленели луга и засеянные поля, чернели жилами степные дороги, и мягкой серебристой рухлядью стелился вокруг дорог ковыль, сквозь который полыхали голубые звездочки васильков.
— Красиво! — гордо спросил Симеон, словно сам он создал этот чудесный мир.
— Красиво! — искренне подтвердил Муромец, чувствуя легкое головокружение от случившейся перед ним высоты.
— Летим к югу, — сказал Симеон. — Я точно помню, что там есть горы. Мы там были в прошлом году.
По палубе скользнул легкий ветерок.
— И ветер попутный! — обрадовался корабельщик и поторопил рулевого: — Ну, что ты там копаешься? Поворачивай к югу!
— Руль не слушается! — натужно отозвался рулевой.
— Долетались! — растерянно сказал Симеон, глянув искоса на богатыря. — Мы теперь одному ветру подвластны! Даже на землю опуститься не сможем!
Илья сел на дубовую скамью: вот и случилось!
— Не бойся, Илья, — по-своему понял богатыря корабельщик. — Когда ни то приткнемся к горе, бросим якорь и починимся. Одно хотел бы знать — что за нечисть корабль повредила? И кому эта порча надобна?
А в облаках над Летучим Кораблем развились неугомонные: в стороне от парусника тянул в сторону горнoй ряды перепончатокрылый китайский дрaкoн; промчались в сторону синеющего на горизонте моря две соблазнительно голых ведьмы, и запоздавшая Баба-Яга укоризненно сплюнула при виде ведьм, погрозила хохочущим красоткам костлявым кулаком и медленно спланировала в самую чащу раскинувшегося внизу леса. |