Затем мы поднялись на крышу, и я не без трепета устроился в аэроботе. Я впервые оказался на подобном судне.
Это было чудом. Аэробот имел форму лепестка, с прозрачным лобовым стеклом спереди, ремнями для удержания пассажиров, шкурами и шелками для того, чтобы они могли укрыться. Мы с Глоагом пристегнули ремни. Возничий — слова «пилот» я тогда не знал, кроме как в значении «лоцман» — заставил наше суденышко прыгнуть в воздух, в потоки закатного света алого солнца. Скоро за ним последует и зеленое. С течением времени, после затмения солнц, зеленое солнце станет предшествовать красному при восходе и заходе. Крегенский календарь в большой степени основывался на относительном вращении солнц. Я напрягся, когда мы понеслись вперед в красноватом меркнущем свете.
Я планировал опуститься в сад на крыше прежде, чем везущий моего двойника ялик доберется до пристани Эстеркари. Аэробот пошел по наклонной вниз, и я с радостью увидел, что сад под нами пуст. Мы с Глоагом спрыгнули, и аэробот отлетел на безопасное расстояние. Мы помчались по уже знакомой лестнице в жилье рабов. Даже если бы мы надели рабские набедренные повязки грязно-серого цвета, мы все равно привлекли бы внимание оружием, поэтому я предпочел оставаться в алой набедренной повязке и алом плаще, и Глоаг последовал моему примеру.
Мы нашли рабыню, которая под угрозой копья Глоага более чем охотно сообщила нам, что пленницу, которую она столь хорошо помнила, заперли в клетке над ямой с лимами . Я содрогнулся. Войти опять в опаловый дворец уже само по себе было плохо, но куда хуже спуститься в его подземелья, ниже уровня воды, где бегали вдоль влажных стен мохнатые, гибкие, злобные лимы . Там гнило уже много человеческих костей. Лим — восьминогий хищник, гибкий, как хорек или ласка, но размером с леопарда, с клинообразной головой и клыками, способными пробить насквозь дубовую дверь. На Великих равнинах мы убивали лимов без пощады. Они нападали на стада чункр , отдавая предпочтение детенышам, ибо взрослый чункра без труда мог насадить лима на рога, а потом отбросить на сотню ярдов.
Я видел, как одним ударом лапы с выпущенными когтями лим оторвал воину голову, а потом раздавил ее, словно гнилую тыкву.
И все же попасть к лимам было куда более предпочтительной участью для Делии с Синих гор, чем быть раздетой и выброшенной во двор к рапам .
Мы могли надеяться только на скорость и дерзость нашего предприятия.
Я надеялся, что Кидонес Эстеркари и его злодейка-дочь, принцесса Натема, будут вместе с Галной ждать на пристани прибытия ялика, о котором им наверняка доложили. И все же — а была ли Натема злодейкой? Если она и впрямь влюбилась в меня, учитывая столь несчастные для характера обстоятельства рождения и воспитания, разве она не действовала бы именно таким образом? Женщина, оскорбленная, что ею пренебрегли, — не та личность, к которой оскорбителю стоит поворачиваться спиной, особенно если она держит в руке кинжал или умеет метать терчик .
Мы осторожно шли по высокому карнизу над ямой с лимами . Стенки сочились влагой. Тут все провоняло лимами , той душащей, мохнатой, забивающей горло вонью, что столь тошнотворна в замкнутом пространстве. В прерии этот запах разносится ветром, улавливается дикими чункрами и предупреждает, что настало время стать в круг с детенышами в центре, выставив рога наружу.
Лимы кружили вдоль стен в яме под нами. В центре висела на канате клетка, в которой ничком лежала Делия со связанными запястьями. К клетке тянулись через блоки канаты, при помощи которых клетку можно было поднимать и опускать. Увидев нас, Делия вскрикнула, а лимы в яме зашипели, зафыркали и принялись прыгать на стенки, пытаясь добраться до нас.
Канатов было шесть. Я определил тот, что вытаскивал клетку, и взялся за него. |