Изменить размер шрифта - +
Зачем вы так, Иван Платонович? Он ведь действительно пожертвовал собой ради других. Хорошо, если выкарабкается.

Платонов. Видите ли, Нина Сергеевна. Я, конечно, могу вам рассказать кое-что. Но боюсь, это будет не совсем то, что вам надо для успешного выполнения вашего задания. И потом, вам нужны, вероятно, подробности, детали, так сказать, а я подробностей пока сам не знаю.

Косарева. Что-то у вас на заводе все любят высказываться в общих чертах.

Платонов. Это не только на нашем и не только на заводе, уважаемая Нина Сергеевна. Я ведь подписчик вашей газеты.

Косарева. Боюсь, что вы не очень миролюбиво сегодня настроены.

Платонов. Ну да, вы ж хотите, чтоб все было о'кэй, тишь и гладь. Вам тогда лучше поговорить с нашим любимым директором – он вам гарантирует полный штиль. (Встает.) Прошу великодушно извинить.

Косарева. Подождите, Иван Платонович. Сядьте, пожалуйста.

Платонов садится.

Я понимаю ваше состояние, тем более что слышала, как Басаргин вызывал вас, и могу представить, что за этим последовало. Поверьте, если бы я хотела отписаться, я бы уже могла это сделать. Меня за сегодняшнее утро нашпиговали достаточным количеством информации – и о заводе вообще, и о цехе вообще, и о героизме вообще, и о технике безопасности вообще. А я хочу услышать наконец хоть что-нибудь конкретное. Когда мне говорят на каждом шагу, в каждом кабинете – несчастный случай, несчастный случай, то я перестаю понимать эту фразу. Она финал каких-то событий, и я хочу узнать именно о них.

Платонов. Тогда подождите, пока комиссия кончит работу.

Косарева. Но вы ведь тоже в ней.

Платонов. Что вы? Я лицо необъективное. Спасибо, если не подозреваемое.

Косарева. Вы думаете, кто-нибудь так считает? Басаргин тот же?

Платонов. Не знаю. Как бы это вам сказать. Мы смотрим с ним на один и тот же предмет, что ли, в разные окуляры бинокля. Он видит все издали, в общем плане – в плане интересов завода, министерства, города, а я вижу крупным планом отдельные детали, но из-за этого, наверное, не вижу картины в целом. А в результате мы говорим вроде бы об одном и том же, а получается – о разном.

Косарева. И сегодня?

Платонов. И сегодня. Я пытался ему втолковать о некомплекте запчастей, а он даже не слушал.

На левой половине сцены загорается свет. За письменным столом – Басаргин, к столу подходит Платонов.

Но ведь у нас постоянный некомплект. Нечем заменять. Старые уплотнители приходится ставить. И сколько я ни говорил об этом…

Басаргин (не давая ему говорить). Вы холодные, равнодушные люди. Вы кричите караул, если у вас не хватает одного сальника, и спокойно идете домой по гудку, если у завода не хватает плана.

Платонов. Но почему вы монополизируете любовь к заводу, ведь…

Басаргин (перебивая). Ты знаешь, когда я ухожу отсюда?

Платонов. Ну, знаю, знаю.

Басаргин. Ты знаешь, что я в кино за последние месяцы ни разу не был? Когда я освобождаюсь, уже все сеансы кончаются.

Платонов. Но поймите, нельзя же вашим личным усердием уплотнять фланцы.

Басаргин. А ты не моим, ты своим уплотни. В других цехах почему-то достают прокладки, когда им надо, а в седьмом не могут. Ну конечно, когда тебе за этим следить – ты ведь лекции читаешь.

Платонов. Ну при чем здесь это?

Басаргин. При том. Ты еще скажи спасибо, что я тебя под суд не отдал.

Платонов (Косаревой). Это наш обычный стиль. Я посадил, я помиловал. Я, я… (Басаргину.) А у нас виноватых суд определяет, а не директор завода. Так что все эти благородные разговоры…

Басаргин. Вот-вот, я тебя защищал, а ты за это…

Платонов. А вы не меня, вы себя защищали. Если бы вы могли отдать меня, а сами не пострадать, вы бы это тут же сделали.

Басаргин. Это мне вместо спасибо. Ну что ж.

Быстрый переход