Вид у нее был настолько серьезным, что трудно было не заподозрить неладное. Видно, ее любовник тот еще фрукт. Больная жена, которую нет возможности бросить, страх перед оглаской. А Серафима та самая дурочка, которая способна поверить в эту чушь…

— Ничего?

— Ничего.

— А может, его жена и так все узнает? Может, его уже и в живых нет?

Я достал телефон, вывел на дисплей изображение покойного Чайкова. Зрелище не для слабонервных, и Серафима не смогла остаться равнодушной, глянув на лицо мертвеца. Но узнавания в ее глазах я не заметил.

— Это Миша, — сказал я.

— Нет, — покачала она головой. — Это не Миша.

— Михаил Витальевич Чайков.

— Это не мой Миша.

— Но его убили. В тридцать шестой квартире, где вы встречались со своим Мишей.

— Да, я была в тридцать шестой квартире. Но не сегодня.

— Ну, хорошо, допустим сегодня вы были в сороковой. А почему ваш Миша из тридцать шестой квартиры переехал в сороковую?

— Он не переехал. Он просто сменил место для наших встреч.

— Зачем?

— Я не знаю.

— Это не кажется вам подозрительным?

— Не знаю, я не задумывалась.

— Мне бы хотелось поговорить с вашим Мишей.

— Я не могу вам этого запретить, — покачала головой Серафима.

— Вы скажете, как его найти?

— Нет.

— А если вам нужно алиби?

— Зачем?

Я озадаченно посмотрел на Нефедову. Нежная она, хрупкая, руки тонкие, слабые. Невозможно было поверить, что эта женщина могла ударить ножом — точно и мощно.

— А если алиби нужно вашему мужу?

— Его в чем-то подозревают? — обеспокоенно спросила Серафима.

— Может, это он убил Чайкова?

— Зачем ему это?

— Ну, не знаю…

— А чем ему может помочь Миша?

Я удивленно смотрел на эту Нефедову. Что-то было в ней инфантильное, аутичное, но при этом соображала она четко. Действительно, чем ее Миша мог помочь господину Нефедову, если они сегодня не встречались и не выясняли отношения?.. А вдруг все же выясняли? Может, Нефедов рвался сегодня в сороковую квартиру и был там, пока не попал в квартиру этажом ниже?.. Но Серафима не видела сегодня своего мужа, и я почему-то верил ей.

— И все-таки мне хотелось бы с ним поговорить, — почесав за ухом, сказал я.

— С кем?

— С Мишей.

— С каким Мишей?

— Ну, с вашим любимым мужчиной.

— О чем это вы? — Нефедова смотрела на меня с флегматичным удивлением, в котором нетрудно было различить фальшь.

— Ну, вы же говорили…

— Забудьте о том, что я вам говорила… — с убивающим спокойствием сказала она. — Я не была сегодня в тридцать шестой квартире, и кого там убили, не знаю. А с кем я сегодня встречалась, это мое личное дело.

— Но ведется следствие, рано или поздно тайное станет явным…

— Миша никого не убивал. И я тоже никого не убивала. К этому убийству мы не имеем отношения… Если вы не сможете доказать нашу причастность к убийству, а наша история будет предана огласке, я подам на вас в суд за клевету. И вы очень пожалеете об этом. — Она не угрожала, не топала ножкой, а просто констатировала факт, оставаясь при этом внешне невозмутимой.

Нефедова только с первого взгляда могла показаться простой и даже наивной, на самом же деле это было не так, и я все больше в этом убеждался.