Скатка упала на мелководье и тяжело ушла в грязь, которая жадно потянула ее во тьму. Болотная вонь стала еще сильнее. Все было кончено.

 Обратный путь проделали налегке. Белым сфагновым мохом, пропитанным, как губка, водой, кое-как отмыли руки и лица. Потом вывели из ельника мотоциклет и махнули на Заозерное.

 Стылую синеву над лесным окоемом прорезали холодные латунные полосы. Высоко в небе закружили ласточки. В темной воде карьерных ямин среди вывороченных пней и коряг плескалась рыба. Тут-то и пришла Стекольщику богатая мысль полакомиться рыбкой. Долгое напряжение требовало немедленной разрядки.

 — Теперь все, — сказал он, глуша мотор. — Теперь забудь. Мы сюда отдыхать приехали, рыбу ловить.

 — Рыбу? — недоверчиво усмехнулся Витек. — Шапкой, что ли? И где? В этих канавах?

 — Дура! — Стекольщик ласково дернул его за козырек и надвинул кепку на нос. — Карьеры это, понял? Здесь рыба сама собой заводится. Утки на лапах тину с икрой приносят.

 — И какая же здесь рыба?

 — А какая хошь. Щучки, лещи, окуньки. Только больше всего карася. Он тут с ладонь. — Стекольщик растопырил грязную исцарапанную пятерню.

 — На «морду» ловят? — поинтересовался Витек, обнаруживая причастность к отдаленным районам сибирской тундры, где отбывал наказание в одной с Фролом исправительно-трудовой колонии общего режима.

 — Ага, вершами… Мы их сейчас прощупаем.

 — Как же это? — Витек сладко потянулся и прищурился на разгорающийся горизонт. — Почем ты знаешь, где снасть стоит? Такое дело проследить надо.

 — Я тута все знаю, — довольно усмехнулся Стекольщик. — Мужики друг от друга не таятся, чужого никто не берет. Вон видишь, — он махнул рукой в сторону ближнего карьера, — это Анкин колодезь. Тут завсегда лещ попадается. Там и верши ставят у белого пня. Дале будет Песочный, где караси. За ним, у Святого источника, еще карьера — Прорва и Махрютин. А рыбы там… — Стекольщик сладко зажмурился. — Сейчас мы их объедем!

 — Спать не хочешь? — спросил Витек, заводя мотоциклет.

 — Не… А ты?

 — Какой уж тут сон!

 — Днем отоспимся.

 Но днем отоспаться не привелось.

 Когда Стекольщик разделся и полез в воду выгребать чужие верши, Витек только воротник на пиджаке поднял и руки в карманы засунул, до того зябко ему сделалось. Но Фрол так лихо плавал саженками, нырял и отфыркивался, что дружку самому захотелось искупаться.

 — Вода-то теплая? — крикнул он с обрыва.

 Стекольщик, занятый в тот момент важным делом, — перекладывал застрявших в верше карасей в майку, завязанную мешком, — даже ухом не повел. Но, приплыв к берегу и вывалив на травку трепещущих бронзовых рыбок, сказал с удовольствием:

 — Вода, Витек, что твое парное молоко. Очень советую искупаться.

 Витек искупался и совсем ожил. Люто захотелось есть, и сама собой возникла проблема, что делать со всей этой грудой рыбы. Ни подходящей посуды для ее приготовления, ни потребных для этого припасов они с собой, конечно, не прихватили. Но голова у Стекольщика была в то утро удивительно ясной, и он все быстро решил.

 — Мы с тобой что сделаем? — Он продул папироску и закусил гильзу. — Перво-наперво съездим в поселок и нальем свежего молочка, сметанки опять же купим…

 — Картошки хочется, — сообщил Витек.