— Неужто сослуживцы? — испугался Лев Минеевич. — Быть того не может!

 — В науке, дорогой вы мой, — Вера Фабиановна покровительственно погладила его руку, — интриги на почве зависти столь же распространены, как и в артистическом мире. А мне ли не знать, что такое театр! — Она молитвенно простерла руки к потолку. — Это моя юность, моя невозвратимая молодость!

 Лев Минеевич допускал, что Верочка, сбежавшая некогда из дома с ярчайшей звездой провинциальной сцены, действительно знает театр. Но какое это имеет отношение к современной науке? Разве похож Аркадий Викторович на опасного сердцееда Чарского, которому небо послало Верочку в отмщение, ибо это она довела его до полного разорения и белой горячки? И вообще, при чем тут театр? Но Лев Минеевич ничего не сказал и только вздохнул.

 — Отчего вы не пошли за меня, Верочка? — вдруг спросил он, хотя эта некогда жгучая проблема за давностью лет совершенно перестала его волновать. Он и сам не понимал, для чего спросил.

 — Не помню уже, друг мой. — Вера Фабиановна равнодушно зевнула. — О чем это мы с вами?

 — Про интриги на поприще разных наук.

 — Верно… Нет, Аркадия Викторовича определенно доконали завистники. Современникам не прощают великих открытий.

 Последняя фраза, произнесенная совершеннейшим голосом Людмилы Викторовны, заставила его вздрогнуть.

 «Бедная Верочка, — втайне огорчился Лев Минеевич, — она совсем потеряла собственное „я“! Сделалась как та истеричка…»

 Ему припомнились рассказы Веры Фабиановны о переселении душ, почерпнутые ею из подшивки газеты с жутковатым названием «Оттуда».

 «Видимо, не такая уж это все ерунда, если зануда Людмила Викторовна и впрямь временами вселяется в Веру».

 — Какое же изобретение сделал Аркадий Викторович? Придумал, как драгоценные камни исправлять?

 — Что камни? — Вера Фабиановна презрительно подняла выщипанные в ниточку брови. — Камни для Аркадия Викторовича — пустяк, побочное занятие.

 — Она небрежно поиграла белыми, как молодая картошка, янтарями, украшавшими затрапезную, латаную-перелатаную кофту. — Если желаете знать, он обессмертил свое имя настоящим открытием!

 — Позвольте полюбопытствовать?

 — Он доказал, что растения живые.

 — Как, разве это он доказал? — простодушно удивился Лев Минеевич. — А мне казалось, что это всем известно. Да я и сам так думал с детства. Коли растут, так, значит, и живые…

 — Вечно вы все путаете, Лев Минеевич! — властно оборвала его Чарская.

 — Аркадий Викторович вовсе другое открыл. И вы себя с ним не равняйте! Он открыл, что растения чувствуют и ощущают. Поняли?

 — Как тут не понять? — Лев Минеевич даже заподозрил, что пропавший профессор вовсе никакой не профессор, а самый настоящий аферист. — Чувствуют — значит, чувствуют, ощущают так ощущают… Вроде нас с вами или вон, как они, кошки, — кивнул он в сторону батареи, где пребывала Моя египетская со чадами.

 Глава девятая. ВОЛНА I note 1

Южная Индия.