Изменить размер шрифта - +

Внутри Старшей что-то громко лопается, и ее начинает рвать.

Один сон сменился другим, все это происходит не со мной, того Тимуса уже нет - но тогда кто я?

Она дышит, я бережно кладу ее на холодный песок, она лежит на боку, подтянув ноги к подбородку.

- Мы должны идти! - говорю я, глядя, как солнце встает за излучиной.

Старшая Мать смотрит куда-то в сторону, и вдруг я понимаю: она меня не узнает.

Или не видит, будто все еще находится на том берегу.

- Мы должны идти! - повторяю я.

Старшая Мать послушно пытается встать, но сразу же падает на берег.

Я подхватываю ее и буквально тащу на себе.

Смешно, но за последние несколько часов я второй раз прикасаюсь к голой женщине.

Только на этот раз я просто не чувствую ее наготы.

Сны исчезли, может, их больше никогда и не будет.

Как того мира, в котором Монка видела море.

Не будет и Монки, только думать об этом я не хочу.

И про котоголовов не хочу думать - неужели их больше нет?

Этого не может быть, они ведь существовали еще до того, как мы сюда пришли…

- Ты кто? - спрашивает меня Старшая.

- Тимус! - отвечаю я.

- Ты не Тимус, - говорит она, - тот еще совсем маленький…

- Ты можешь идти сама?

Она не отвечает, просто отстраняется от меня и идет рядом. Только не идет, а бредет, покачиваясь, и время от времени хватаясь за меня, чтобы не упасть.

- Он стрелял в меня! - говорит она. Я не спрашиваю кто, догадываюсь…

- Я думала, что это Бонза, но оказалось, другой…

У меня подкашиваются ноги, я сам хватаюсь за Старшую, чтобы не упасть.

- Он промазал, но тут я упала в воду… Куда мы идем? Надо обратно!

- Туда нельзя, - говорю я, - там все сгорело… Она замолкает и останавливается.

Если она меня узнает, то больше ничего не расскажет. Старшая Мать не должна говорить мальчику из племени о том, что случилось. Даже если он уже не мальчик…

Но она меня все так же не признает.

- А почему тебя тоже зовут Тимусом?

- Назвали! - говорю я.

Где-то неподалеку уже должна быть пещера. Главное, найти ее и согреться. Иначе мы оба заболеем, и я, и Старшая Мать. И тогда я не смогу сделать того, что мне велела Монка - пойти в город и узнать ответ.

А Старшая не сможет отомстить, ведь она должна хотеть отомстить - только кому?

Если в нее стрелял не Бонза, то это сделал Кирдык.

Хотя они оба - убийцы, был мир, а они его убили.

Солнце уже довольно высоко взошло над горизонтом. Я начинаю согреваться, хотя больше всего мне хочется что-то надеть на себя.

Чтобы Старшая не видела моей наготы.

Внезапно раздается громкий лай. Большой серый пес появляется между деревьев и прыжками несется на встречу.

Мы останавливаемся, собака подбегает к нам, обнюхивает вначале меня, а потом и Старшую Мать.

- Волк! - слышится голос. - Кто там, Волк?

Пес опять лает, а потом замолкает и стоит перед нами, будто показывая черту, которую нельзя переступать.

16.

Странная выдалась ночь. Хныщ долго не мог уснуть, а когда ему это удалось, то его начали мучить кошмары, хотя обычно он спал крепко, особенно если перед сном ему удавалось поиграть на саксофоне, вот только Волк терпеть не мог слушать эти визжащие звуки, а иные у Хныща не получались, как он ни старался.

Волк начинал возмущенно поскуливать, потом принимался громко выть, будто желая заглушить игру Хныща, а если тот не унимался, то пес, несколько раз рыкнув для острастки, старался прихватить его пастью, почему-то всегда за правую руку, ту самую, пальцами которой Хныщ упоенно и беспомощно давил на кнопки инструмента, отчетливо понимая: ни в одном приличном месте ему не дали бы заниматься этим даже пяти минут.

Быстрый переход