— Ладно, — сказал я. — Продолжайте поиск.
— Прошу прощенья, сэр.
— Ничего. Бывает.
Его юношеский, пылкий голос (жаль, что сам больше не испытываешь такого пыла в повседневной работе: сколько возможностей, сколько догадок осталось под спудом лишь потому, что работа уже приелась) звенел в трубке: «Знаете, сэр, мне кажется, что мы слишком легко исключаем возможность убийства. Есть несколько пунктов…»
— Изложите их письменно, Картер.
— Слушаюсь, сэр. Я считаю, сэр, если мне позволительно так выражаться (Картер еще очень молод), нам следует эксгумировать труп. Нет никаких подтверждений, что смерть наступила именно в то время, о котором говорят свидетели.
— Согласен, Картер. Обращайтесь к властям. Мартинс был прав! Я оказался полнейшим ослом, но учтите, что работа полицейского в оккупированном городе совсем не похожа на работу дома. Здесь незнакомо все: методы иностранных коллег, порядок дознания, даже процедуры расследования. Очевидно, я пришел в то состояние духа, когда слишком полагаешься на собственное суждение. При вести о смерти Лайма у меня словно камень с души свалился. Этот несчастный случай был мне на руку. Я спросил Мартинса:
— Заглянули вы в тот газетный киоск, или он был заперт?
— Да он вовсе не газетный, — ответил Мартинс. — Массивный железный киоск, обклеенный афишами, из тех, что стоят повсюду.
— Покажите мне его.
— А как там Анна?
— Полиция наблюдает за домом. Пока что все спокойно.
Мне не хотелось появляться в том районе на полицейской машине, поэтому мы поехали на трамвае — несколькими маршрутами, пересаживаясь то тут, то там, и пришли к месту пешком. Я был одет в штатское, хотя и сомневался, что после неудачи с Анной сообщники Лайма рискнут выставить наблюдателя.
— Вот этот перекресток, — сказал Мартинс и повел меня в боковую улочку. Мы остановились у киоска.
— Понимаете, он зашел сюда и вдруг исчез — словно под землю.
— Вот именно, под землю.
— Как это?
Проходя мимо, невозможно заметить, что у киоска есть дверь; к тому же, когда тот человек скрылся, было темно. Я распахнул ее и показал Мартинсу винтовую железную лестницу, уходящую вниз.
— Господи, — сказал он, — я даже представить не мог…
— Это один из входов в главный канализационный коллектор.
— Значит, каждый может спуститься туда?
— Каждый.
— И далеко так можно уйти?
— На другой конец Вены. Люди прятались здесь во время воздушных налетов, некоторые из наших бежавших пленных скрывались там по два года. Пользовались этими ходами также дезертиры и взломщики. Если человек в них ориентируется, он может выйти наверх почти в любой части города через люк или такой же киоск. Австрийцы вынуждены содержать специальную полицию для патрулирования коллекторов.
Я закрыл дверь и сказал:
— Вот так и скрылся ваш друг Гарри.
— По-вашему, это в самом деле был он?
— Больше некому.
— Кого же тогда похоронили?
— Пока не знаю, но скоро выясним. Мы решили вскрыть могилу. Однако мне кажется, что Кох был не единственным свидетелем, которого они убрали.
— Ужасно, — сказал Мартинс.
— Да.
— Что же вы намерены предпринять?
— Не знаю. Лайм наверняка скрывается в другой зоне. Информировать нас о Курце теперь некому, потому что Харбин убит — это единственное объяснение инсценировке несчастного случая и похорон. |