– Я даже… Погоди, все верно. Дверь открыл Ларри Виджил и бросил штаны. Ну и я… – я посмотрела на Вона извиняющимся взглядом, – взяла их. Я думала, они из раздевалки. А на следующий день, – добавила я, с трудом произнося слова вслух, – пришла в них в школу. Просто забавы ради. Оуэн, я понятия не имела, что они твои. Я думала, их достали из чьего-то шкафчика, а у хозяина есть шорты или еще что надеть вместо них.

– Их взяли не из шкафчика, и мне не во что было переодеться. А когда ты заявилась в них, я подумал, ты в курсе, что они мои. – Смутившись, он опустил глаза. – В тот день ты проходила мимо, посмотрела прямо на меня и громко рассмеялась.

Я провела рукой по волосам и дернулась, когда пальцы прошлись по швам под бинтом.

– Оуэн, я не над тобой тогда смеялась. Я, ну не знаю, просто смеялась. Может быть, над чем-то, что сказала Джессика. – Джессика была моей лучшей подругой, пока я не допустила ошибку, рассказав о себе слишком много.

– Что ж, теперь я это знаю. – Он подошел к окну, которое, как выяснилось, выходило на кампус одного из колледжей.

– Есть в этой истории что-то еще, верно?

Вон кивнул и отвернулся.

– Я не мог оттуда выйти. Был конец дня, и все разошлись по домам, а я без штанов торчал в туалете. В общем, я дождался, когда разъедутся все автобусы, завязал на поясе куртку и пошел домой.

Я съежилась. Наверное, ему было ужасно стыдно.

– Господи, – прошептала я, вспомнив. – Ты же был совсем еще ребенком! Тебя избили братки из Южной Девятки.

Выдержав долгую паузу, Оуэн кивнул:

– Они поймали меня в переулке и надрали задницу за то, что я был без штанов.

– Но на следующий день ты пришел в школу.

Он пожал плечами.

– Я никому ничего не сказал. Маме соврал, что разбил велосипед. Вряд ли в Девятке кто-нибудь стал бы распускать язык, а значит, никто никогда ни о чем бы не узнал. А когда я увидел тебя в школе в моих штанах и все вокруг смеялись…

Я закрыла глаза рукой.

– Вот что значит насыпать соль на рану.

– Я никак не мог тебя простить. Чуваки из Девятки с тех пор не оставляли меня в покое. Каждый день меня доставали.

– Оуэн, мне очень, очень жаль. Видимо, поэтому ты так странно себя вел. Нил Госсет говорил, что ты вроде как отдалился от них.

– Ежедневные унижения накладывают отпечаток. Но это не меняет того факта, что ты стерва.

– Твоя правда.

Он повернулся ко мне.

– И ты снова и снова вляпываешься в дерьмо, потом выкарабкиваешься и вляпываешься в еще более вонючее. Парни у меня в участке не могут понять, молодец ты или непроходимая тупица.

Я глянула на него, раздвинув пальцы.

– Между этими понятиями очень тонкая грань.

Вон посмотрел себе под ноги.

– Я хотел, чтобы ты умерла.

– Ага, до меня дошло, когда ты гнался за мной на отцовском джипе.

– Я хотел протащить твой труп по улицам. И чтобы конечности отрывались и оставались валяться на дороге.

– Понятно, но теперь ты перевернул страницу, верно?

– Не совсем. Просто сейчас тебя неслабо пожевали, и как-то не с руки осложнять тебе жизнь в такой момент. Мы к этому вернемся, когда тебе полегчает.

– Похоже на план.

На следующий день я проснулась после полудня. Сквозь окно сочился мягкий солнечный свет. Со мной сидели дядя Боб и Куки. Глаза у нее покраснели, чего я не заметила днем раньше.