Суэггер не стал пить водку, зная, что очнётся в Сибири с женой-узбечкой, девятью детьми и новыми татуировками. Не был он и голоден, хотя аромат мяса взывал к каким-то первобытным инстинктам в нём. Товарищество же, которого он искал, было особенного рода.

Он сидел в баре один, потягивая «коку», как в этом столичном городе называли Кока-колу и поглядывал на прохожих настороженным глазом, однако же не углубляясь в детали. Что-то сдерживало его: наверное, история. Как его собственная, так и история его страны и его культуры. Было трудно поверить: его воспитывали в ненависти ко всем этим людям, а они оказались такими красивыми, энергичными и счастливыми. «Отлично, парни,»— подумалось ему, — «что мы не взорвали вас в ядерную труху где-нибудь в 1977 м. Это было бы большой ошибкой».

Шёл его второй день в Москве. Первый он провёл, слоняясь по Красной площади, на которой находилась его гостиница — «Метрополь» — и по окрестностям, в качестве первого впечатления получив ошеломление от той чистой радости, которой был наполнен этот город — пыльный, обветшалый, но всё ещё стоящий на своём посту после восьмисот шестидесяти пяти лет службы. Ряды сурово выглядящих сталинских жилых домов, полных древней памятью о слезах и убийствах, сдались вторжению торговли на первые этажи и нашествию хвастливых, кричащих вывесок и плакатов с изображениями самых разных товаров, всевозможных роскошных автомобилей, духов и модных дизайнеров, что только были известны людям. По крайней мере в семи точках горизонта небо пронзали новые Далласы из стали и хрома, господствуя над пятиэтажной плоскостью ныне павшей к их ногам коммунистической реальности. Это был настоящий город золотой лихорадки, хоть и бывший одновременно тысячелетним залом кровавой славы, и Суэггер не мог свыкнуться с ритмом этого места.

Но тут он увидел ту, кого ждал. У неё была внешность ловкого, цепкого журналиста без намёка на претенциозность и напыщенность и лишь лёгкая ирония играла в её взгляде из-под стрижки в американском стиле. На ней были брюки и чёрная футболка, как позволяла тёплая погода и среди местных она смотрелась вполне органично.

— Мисс Рейли? Я Суэггер.

— О, — сказала она, — великий Суэггер! Рада встретить героя.

Рукопожатие, милые улыбки, лёгкое замешательство.

— Я просто старый козёл, пытающийся усидеть трезвым посреди всего этого картофельного сока, — ответил он.

— Действительно, русские отменно выжимают картошку. Давайте присядем.

Боб проследовал за ней к посту метрдотеля, который провёл их сквозь палатку мимо семейных и офисных компаний — пьющих, смеющихся и плотоядных людей — к маленькому столу на самом краю заведения, из-за которого открывался вид на простор обширного парка, заполненного отдыхающими гражданами и прогуливавшимися как на двух, так и на четырёх ногах.

— За тобой не следили? — спросил он.

— Удивительно, никто раньше меня об этом не спрашивал. Нет, не думаю. Русские больше не следят за американскими журналистами. Теперь их больше интересует как денег заколотить.

— Я так и слышал. В Москве всё продаётся.

— Что угодно, — согласилась она.

— А как насчёт аренды? Скажем, я бы снял Лубянку на ночь.