Стало ясно, что первый день работы на новом месте начался не очень удачно.
Надо было как-то выкручиваться.
– Люди держат в клетках только опасных зверей, – нагло соврал я.
– Зачем? – спросил Тошка.
Действительно, зачем? Для красоты? Для изучения? Чушь. Так мы тешим свой комплекс неполноценности, глядя на когтистых и зубастых, когда они
за стальными прутьями ничего нам не могут сделать. Мы можем поймать их и засадить, мы научились этому за тысячелетия нашей личной, не
биологической эволюции. А они теперь у нас спрашивают «зачем».
И вдруг мне стало наплевать на дельфиньи комплексы, затронуть которые так боялась Леся и другие биологи. Неужели это дельфиний мир, а мы за
каждый шаг в нем обязаны оправдываться? Захотят, пусть уходят. Я был готов даже к тому, что меня за эту беседу уволят.
– Это месть, – жестко ответил я, хотя знал, что коммутатор не передаст эмоции. – В древности мы были добычей диких зверей, а теперь держим
их в клетках, чтобы наши дети могли тыкать в них пальцами и обсуждать, какие у них усы и огромные зубы.
Дельфины переглянулись и синхронно нырнули, быстро скрывшись в глубине. Я усмехнулся и хотел вынуть карточку из коммутатора, но, к моему
удивлению, Лидочка вынырнула и свистнула у меня за спиной.
– Охотник, – донесся синтетический голос из аппарата.
Я обернулся. В этот момент Тошка тоже вынырнул, лег на бок и беззаботно помахал ластом.
– Может, и рыба когда-нибудь сможет посадить нас в клетку? – прощелкал он. – Вы, люди, совсем другие, не такие, как все. Вы другие, но
боитесь того, что не похожи на нас.
– Не боимся, – я присел на край вольеры. – Нам иногда стыдно, что мы такие. К тому же люди все разные. Как и дельфины, наверное. Леся
никогда не будет держать кого-нибудь в клетке.
– А ты? – спросила Лидочка. – Ты охотник, ты убивал.
– Я убивал искусственных тварей и людей, которые вели себя не лучше торпед.
– А кто лучше? – это Тошка.
Мне показалось, что они надо мной издеваются.
– Никто не лучше, – ответил я, поднимаясь на ноги. – Вы жрете рыбу, даже когда она идет на нерест. Потому что вам просто хочется есть. А
нам тоже хочется есть, поэтому мы убиваем других людей и животных. Разве не честно?
– Вы их едите? – уточнила Лидочка.
– Нет. Ну и что с того? Они едят нашу пищу, мы убиваем их и отбираем еду себе.
– Мы от тебя узнали о людях много нового, – заметил Тошка, переворачиваясь на другой бок и попыхивая единственной ноздрей на голове. – Вы
не любите говорить об этом?
– Да. Я же сказал, нам за это бывает стыдно. А вам?
– За рыбу? – спросил Тошка. – За вкусную жирную рыбу? Нет. Мы ее просто едим. Стыдно будет, если я отберу рыбу у того, кто слабее.
– И часто ты ее отбираешь? – ошарашено спросил я.
– Всегда, когда получается, – ответил Тошка. – Отберу, потом стыдно.
Он нырнул, а Лидочка коротко свистнула и сделала круг по вольере. Подплыв ко мне снова, она прощелкала:
– Вы внушили себе, что очень сильные, а потому вам стыдно. Но вы стесняетесь того, чего нет.
– Не понимаю, – насторожился я. |