— Тогда скажите мне... скажите мне, дядя Боря... если Бог есть и если он такой, как о нем говорят, добрый и любящий всех... тогда как, как он смог допустить это? Все это? — заговорила Лена. К середине фразы голос ее окреп, она даже смогла приподняться, но потом силы изменили девушке, и она рухнула обратно на подушку.

— Или отец поплатился за нарушение заповеди «не убий»? — прошептала она с такой болью в голосе, что Борису на миг стало не по себе. — А что он должен был сделать? Возлюбить наших врагов? Подставить им щеку?.. Ответьте мне, Борис Андреевич...

Этот монолог выжал Лену начисто. Все силы, что еще теплились в ее ослабевшем теле, вложила она в эти горькие слова. Больше девушка не в состоянии была говорить. Борис решил даже, что она снова уснула. Он хотел было встать и покинуть комнату, но слабое движение руки Лены дало ему понять: она в сознании. И она ждет, что он ей скажет — не когда-нибудь потом, а сейчас, сию минуту. И времени на то, чтобы собраться с мыслями, выстроить цепочку аргументов, у Бориса не было. Он должен был отвечать ей прямо сейчас. Она ждала его ответа. Он не имел права бросить ее.

Борис тихо вздохнул, прикрыл на миг глаза, а потом начал говорить.

— Недалеко от нас, выше по течению Невы, устье реки Ижора. Там много лет назад вступил в бой с завоевателями человек, в честь которого назван монастырь на том берегу реки.

— Невский... — прошелестела Лена чуть слышно.

— Он самый. Князь лично колол их копьем, рубил клинком. И вот Александр Ярославович — святой. Его память до сих пор чтят люди, как верующие, так и не верующие. Твой отец — второй Невский, Лена. Я не шучу. И это не лесть. Это просто так есть. Святым его, конечно, никто не назовет, может быть, никто даже не вспомнит о его подвиге через пару лет. Но, как он сам говорил, благодарность людей не стоит ничего. Пустой звук.

— Да. Он так говорил, — слегка кивнула Лена, внимательно вслушиваясь в слова Бориса.

— Первый твой вопрос, конечно, сложнее, — продолжал говорить Молотов, радуясь удачному началу своей речи. — Но знаешь, я бы больше удивился, если бы ты его не задала. Все люди, которые пытаются понять, в чем смысл нашего унылого подземного существования, его рано или поздно себе задают. Раньше было проще, наверное. На вопрос, зачем мы живем на свете, имелся миллион разумных ответов: ради карьеры, ради творчества, или чтобы посвятить себя науке, или... Да что угодно. Сейчас, сама понимаешь, кое-что изменилось.

— Да уж. Кое-что, — простая, незамысловатая шутка Молотова заставила Лену в первый раз за все эти дни улыбнуться.

Улыбка вышла вымученная, какая-то кривая, больше похожая на гримасу боли. Но Борис очень чутко следил за любыми переменами в ее настроении, за малейшими движениями морщинок на ее лице. Он видел: оцепенение, охватившее душу Лены Рысевой, мало-помалу рассеивается. Значит, он был на верном пути.

— Я тоже задавал его. Мне повезло, я нашел священника. Самого настоящего, представляешь? Он был рукоположен в иерея перед Катастрофой. Отец Вениамин — так его зовут. В честь святого митрополита Петроградского. Тот тоже пострадал в свое время... Я пришел к нему, когда мне было лет двадцать. Я тогда был в похожем состоянии — лишился отца. Он погиб нелепо, глупо — на «Пушке»[25] шел передел власти. Его шальная пуля зацепила. Жил себе человек тихо, не лез ни в какие разборки, не поддерживал ни один из кланов. И погиб. Я пришел к священнику, весь пылая праведным гневом, и стал бросать ему в лицо обидные, злые слова.