В ночь, – маскхалатов не было – с четырьмя разведчиками отправился в путь. Шли лесом, густые ветви вековых елей, пригнувшиеся под тяжестью многодневного снега, скупо пропускали лунный свет. Прошли рубеж, где должны располагаться тыловые подразделения батальонов. Но никаких признаков – в лесу пусто.

Неожиданно что-то резко свистнуло, пролетев над верхушками деревьев. Раздался сухой треск, будто разорвалась плотная ткань. И яркая вспышка… Меня сильно ударило в правое плечо, я упал, зазвенело в ушах.

Очнулся от нестерпимого холода. Прямо надо мной – срезанная миной еловая макушка, которая и спасла мне жизнь. Подняться сразу не получилось – правая рука болела. С трудом выбрался из-под дерева, огляделся. Два присыпанных снегом бугорка впереди, два сзади… Бросился к одному, к другому… Осколками мины все четверо разведчиков – наповал. Перепугался жутко: один в лесу! Хотел назад бежать, но задание-то не выполнено! Двинулся вперед.

Лес начал редеть. Вдоль опушки вилась наезженная дорога, за ней – словно копенки сена под снегом, молодые посадки. Чуть подальше дымок вьется. Обрадовался – люди! Но вдруг фрицы? В общем, пополз. Наст не утрамбованный, снег засыпает лицо.

Вдруг прямо на меня выскочил красноармеец. Я знал этого парня. Поднимаюсь из укрытия – в тот миг роднее человека не было для меня! А он кричит: «Немцы!». И – бегом. Плетусь за ним. Навстречу еще несколько красноармейцев с винтовками наперевес. «Непременно убьют», – пронеслось в голове. И тут слышу: «Это же, Бессараб, наш переводчик!».

Оказывается, я попал в один из взводов разыскиваемого батальона – взвод младшего лейтенанта Турижанова. Командира нет – ушел в штаб батальона. Меня накормили, напоили чаем. Предложили прилечь.

Проснулся минут через пятнадцать-двадцать, окрепшим, бодрым. Грохотали пушки, строчили пулеметы, гремели винтовочные выстрелы. Помкомвзвода, черный как смоль старшина, назвав меня «товарищем командиром», доложил, что, вероятнее всего, бой ведет их батальон, от которого они оторвались вчера, на подступах к совхозу «Красный Октябрь». Ну, а тут всего пятьдесят пять бойцов. Командир взвода до сих пор не вернулся.

– В таком случае, – говорю, – вы поступаете в мое распоряжение. Слушать мою команду!

Приказал успокоиться, выслать боевое охранение вперед и на фланги. Без команды не стрелять. Развернув карту, попытался определить наше местоположение, ориентируясь по звукам канонады. Видимо, наши слева… Двинулись в этом направлении. Звуки боя стали слышны более четко. Наконец пришел сигнал от передового охранения: «Остановиться!». Прибежавший связной доложил, что немцы в ста метрах.

– Какие немцы? Вы не напутали?

– Нет, товарищ командир, все точно – фашисты. Мы у них в тылу. На опушке – подвода, лошади распряжены, два гитлеровца возятся у станковых пулеметов. Четыре орудия на позиции ведут огонь, а еще дальше залегли солдаты, тоже ведут огонь…».

Бессараб Александр Никитович

3 декабря 1943 г. Пятница. Погода резко ухудшилась, но в предыдущий день авиаразведка 4-й воздушной армии установила, что враг сосредоточил в районе Чур-Баш, Отраэли более трех полков пехоты, 40 танков, 28 артиллерийских и 8 минометных батарей, 32 батареи зенитной артиллерии, 35 зенитно-пулеметных точек.

Утром 3 декабря. Авиационные части, действующие на северном участке Керченского полуострова, вновь переключаются на уничтожение вражеских войск.

Днем 3 декабря. Советской авиацией уничтожается и повреждается шесть танков, 30 автомашин, подавлен огонь четырех батарей полевой артиллерии, пять батарей зениток, убито и ранено около 200 вражеских солдат и офицеров (к.