«Что она там сочиняет? Неужели стишки пописывает? Или дневник ведет?.. А может быть, письмо? — вдруг озарило его. — Но кому? Не мне ли? Или ему? Нет, быть не может. Зачем ей понадобилось писать Орлову, если они встречаются? Руку даю на отсечение, что она пишет мне! Как пушкинская Татьяна Онегину… Как же она хороша!»

Когда первое удивление прошло, он залюбовался сбегающей между лопатками темной косой и округлостью плеч, к которым так и тянуло припасть губами. Он испытал такое желание, что готов уже был ворваться в комнату, сгрести Сашеньку в охапку и упасть с нею вместе на кровать. Дмитрий всей плотью почувствовал влажное, горячее нутро девушки, которая еще не знала мужчины. Он ясно ощутил, как с усилием раздвигает ее мягкие ноги, как трогает то, к чему впервые прикасается чужая рука…

Его даже скрючило под дверью, так трудно было бороться с желанием. Но Дмитрий твердо решил, что проберется в Сашенькину спальню, только когда девушка задует свечу и успеет задремать. А то еще закричит во все горло, коль с перепугу не распознает его сразу.

«Будет ли она рада видеть меня? — задумался Оленин. — То, что Сашенька собралась замуж за этого Орлова, еще не значит, что она совершенно охладела ко мне. За стариков по любви не выходят. А я помню, как страстно она прижималась ко мне, как жадно ее губы ловили мои поцелуи. Не могло это быть притворством! В то, что Сашенька — всего лишь коварная кокетка, мне не очень-то верится… Вот ее матушка — непроста! Очень непроста…»

Он вдруг увидел, что Саша поднялась, взяв в руки исписанный лист. Затаив дыхание, Дмитрий проследил, как она подошла к комоду и спрятала письмо в верхний ящик. В том, что это послание адресовано ему, он уже не сомневался. Любопытство его нарастало с каждой секундой. Как сможет он дождаться следующего дня, чтобы прочесть ее исповедь?

К тому же Сашенька могла и передумать… Девушки так непостоянны в своих настроениях. Утром она может испугаться своей откровенности, и тогда ему не суждено будет узнать, как страстно и поэтично может она изливать свои чувства.

Дмитрий принял решение, которое показалось ему единственно правильным, — изъять письмо. Но следовало дождаться, пока Сашенька уснет.

Эти минуты ожидания в кромешной тьме (свечу Сашенька сразу же задула) стали для Дмитрия самыми томительными и мучительными в жизни. Наконец он решился заглянуть в комнату.

Дверь слегка скрипнула, заставив его оскалиться от злости. Но Сашенька не издала ни звука, и Дмитрий с облегчением перевел дух. Стараясь двигаться совершенно бесшумно, он подобрался к комоду, осторожно выдвинул верхний ящик и, сунув руку под белье, нащупал сложенный лист. Медленно вытащив его, Оленин закрыл комод и шагнул к окну. Здесь он развернул письмо и в свете луны прочел первую строчку: «Дорогой Михаил Антонович!»

От ярости у него перехватило дыхание. Подумать только — «дорогой»! Так все это время, пока он, как полный идиот, стоял под дверью, Саша изливала на бумагу свои чувства к другому мужчине!

Желание овладеть ее нежным телом тотчас угасло. К тому же он вполне мог оказаться не первым… Изголодавшийся по женской ласке вдовец вряд ли упустил возможность отведать этой свежей плоти. Дмитрий ненавидящим взглядом скользил по очертаниям одеяла, скрывающего отвернувшуюся к стене Сашеньку, и задыхался от злобы. Ему мерещились отвратительные сцены ее близости с Орловым… Виделось, как этот мерзкий старик впивается в мягкие губы девушки, которая годится ему в дочери, прижимается лицом к ее пухлой невинной груди, ласкает ее гладкие ноги…

Если бы то же самое проделал он сам, это было бы восхитительно! Но вообразить рядом с Сашей этого отвратительного Орлова…

Уже почти не скрываясь, Дмитрий выбежал из комнаты, заблудился, совсем перестав соображать, едва нашел черный ход, выскочил наружу.