Леметр, сжав кулаки и прерывисто дыша, стоял, не двигаясь, и неотрывно смотрел на Гидеона.

Тот вздохнул, налил изрядную порцию виски и молча протянул бокал Леметру, который выпил его залпом.

Уходило время, такое драгоценное в настоящий момент, но нельзя было просто так отмахнуться и не решить также и эту возникшую новую проблему. Причем, делать это надо было без спешки.

— Добрый вечер, Лем. Тут такое происходит!

— кому ты это говоришь! Я хочу на дело. Только не в кабинете, а на улице.

Гидеон рассматривал Леметра, неспешно потягивая мелкими глотками виски. Конечно, он мог, ничего не спрашивая отправить Леметра на задание, оставив у него на сердце горечь семейной драмы. Или он мог бы разговорить его и дать излить душу. За полчаса, даже за четверть, в условиях относительного спокойствия в оперативной обстановке, он поставил бы Леметра на ноги. Но с минуты на минуту возвратится Эпплби… а телефон, естественно, будет продолжать заливаться…

— У меня сейчас два крупных дела, — мягко произнес он. — Хемингуэй вне себя. Молодчики из банд Уайда и Мелки, похоже, собирались на хорошую разборку. Он просит меня о помощи — дать ему людей, при этом затребовал вт ри раза больше, чем это в моих силах, и склоняет меня сейчас на все лады. Если ты пойдешь туда, то уж на самый худой конец он подумает, что мы тут постарались и пошли ему навстречу.

— А другое дело? Что оно из себя представляет?

— Эта женщина, Пенн, которая беспокоится по поводу пропавшего мужа. Я хочу, чтобы кто-нибудь к ней сходил. Она опять звонила, но повесила трубку, прежде чем…

— Ох уж мне эти женщины! — прошипел Леметр. — Она, небось, довела его до самоубийства! Если бы мне разрешили…

Внезапно он замолчал, прикурил от окурка новую сигарету и продолжил более спокойным тоном:

— Предпочитаю пойти на усиление к Хемингуэю.

— Передай ему, что как только смогу, подошлю ещё парней… Добавлю, что от тебя главным образом жду четкого и объективного доклада о тамошних делах. Хемингуэй не видит дальше своего носа. Для него это вторая мировая. Но если ты согласен с его оценкой и почувствуешь, что там действительно может запахнуть паленым, то я выкручусь как-нибудь, но подошлю подкрепление.

— Понял.

— Как там, на улице?

— Могло быть и хуже. Сейчас пока что на машине едешь быстрее, чем на метро, но, чувствую, это — ненадолго. Да ладно. Я пошел. И спасибо за все, Джордж.

— Будет тебе.

Гидеон поднялся. Эпплби ещё не появился, и это, пожалуй, дает ему немного времени поговорить наедине с Леметром.

— Так что у тебя произошло-то?

— Она смотала удочки, — проронил Леметр.

— А, вот дерьмо, — ругнулся Гидеон, хотя и не смог при этом скрыть некоторое облегчение. — Это точно?

— Да, укатила. Все исчезло. Смоталась, прихватив с собой все вещички. Да, да, знаю, о чем ты думаешь. Ты внутренне ликуешь, думая, что в сущности это к лучшему. Я, может быть, и соглашусь с тобой, но дай только время привыкнуть. Я всегда надеялся, что несмотря ни на что она…

У него сорвался голос. Чувствовалось, что он не смог произнести слова "она меня любила". Леметр был суровым и жестким человеком. Ему уже стукнуло за сорок. Но одного жеста или ласкового слова в этот момент было достаточно, чтобы он разрыдался.

— Лем, — начал Гидеон.

— Ладно, брось. Я наперед знаю, что ты мне скажешь: у меня нервный срыв, все устроится. Не утруждай себя. И все же спасибо. А… пойду лучше поддержу этого беднягу старину Хемингуэя.

Леметр вышел, хлопнув дверью, и стук его удалявшихся шагов гулко отозвался в коридоре.