На календаре было записано: позвонить Муштакову, начальнику отделения по борьбе с мошенничеством. Данилов решил не звонить, а зайти, благо кабинеты их на одном этаже.

Муштаков, как всегда в штатском, как всегда модный, сидел за аккуратным, без единого пятнышка столом.

— Привет, — улыбнулся он, — привет героям сыска. Чего в наши Палестины, никак, сняли тебя, Ваня, и бросили на новый ответственный участок?

— Нет, Леня, пока не сняли. Но кто знает, все может быть, особенно если ты мне не поможешь.

— Господи, Ванечка, — Муштаков поднял руки. Манжета рубашки поехала вниз, обнажая запястье с золотыми именными часами.

«Пижон, — мысленно усмехнулся Данилов, — неисправимый пижон».

— Леня, у тебя память, говорят, хорошая.

— Пока не жалуюсь.

— Володю Гомельского помнишь?

— Ну как же, — Муштаков даже прищурил глаза от удовольствия. — Самый яркий из моих клиентов. Образование, начитанность, умение одеться, — ум все при нем.

— Ленечка, он у меня по одному делу проходит.

— Повезло тебе. А у меня он не вагончиком, он паровозиком идет.

— А где он?

— Я думаю, Ванечка, твои орденоносцы его уже повязали.

— В том-то и дело, что нет.

— Вот слушай, — Муштаков достал из стола бумагу. — Этот «цветок душистых прерий» залепил два «разгона» с какими-то орлами.

— Он же вроде самочинными обысками не занимался.

— Это, Ваня, как говорят наши враги, плюсквамперфект, что значит давно прошедшее. Залепил он два «разгона» и карточками продовольственными фальшивыми, конечно, промышляет.

— Что они изымали при обысках?

— Камни, золото.

— У кого?

— Тоже у сволочей. У тех, кто в прошлом году на людском горе наживались.

Данилов вкратце изложил Муштакову суть дела. Леонид слушал внимательно, что-то помечая карандашом на листке бумаги. Когда Иван Александрович замолчал, Муштаков, подумав немного, сказал:

— Все дело в том, что Володя Гомельский родом из Харькова, так что и Шантрель твой оттуда же. Сам понимаешь, что справки навести почти невозможно. Но все-таки надо попробовать, запроси наркомат, вдруг здесь их архивы или кто из ребят эвакуировался, вполне реальное дело, как ты считаешь? Там замечательный парень начальник угрозыска, Боря Пономарев, я у него в гостях был, он своих клиентов наизусть знает.

— Я человек невезучий, — Данилов встал.

— Кстати, Ваня, — Муштаков подошел к Данилову, — ты мне фотографии убитых дай. Я их своим «лишенцам» покажу, чем черт не шутит, может быть, опознают они их.

— А зачем тебе фотографии? Твои «лишенцы» где?

— Один на Таганке, а другой у нас во внутренней тюрьме.

— Ты им, так сказать, «живую натуру» покажи, я к тебе Полесова пришлю, он и проведет опознание.

На том они и разошлись. Придя к себе, Иван Александрович отдал необходимые распоряжения Степану, и сам стал составлять письмо в наркомат по делу Шантреля.

Муравьев

С утра Игорь изучал личное дело Шантреля Григория Яковлевича 1900 года рождения. С фотографии, приклеенной в левом верхнем углу анкеты, глядел на Игоря большелобый человек с тонкими губами и крепким носом. По составленному словесному портрету Муравьев знал, что волосы у Шантреля рыжеватые, вьющиеся, сзади круглая плешь, что роста он 176 сантиметров, лицо белое, без особых примет, телосложение упитанное. В день убийства Ивановского Шантрель находился на работе все время. Сменился он только в восемь часов утра. Из дома, по словам Спиридоновой, не выходил.