— Но необходимо питание, воздух, покой.
Сергей усмехнулся. Он пришел домой. В пыльной квартире стояла гулкая тишина. Разжег газовую колонку, принял ванну. Лежа в горячей воде, разглядывал свои худые руки и думал о Гончаке, Лукине, ребятах.
Наутро отправился в университет. Его сразу же привлекли к общественной работе. Заставили составлять списки эвакуированных. На него приходили смотреть девушки и ребята с других курсов. Когда он шел по коридору, то в спину ему доносился восторженный шепот. Он стал героем. Он знал и видел такое, чего не знали и не видели другие.
Несколько раз Сергей ходил в военкомат. Безрезультатно. В первых числах января, рано утром, ему позвонили домой из горкома комсомола.
— Приходи сегодня в горком, — сказал заведующий военным отделом, — есть важный разговор.
Он пришел. В кабинете, рядом с завотделом, сидел человек в милицейской форме. Он внимательно поглядел на Белова.
— Ну, я пошел, — завотделом встал, — вы поговорите без меня.
— Моя фамилия Данилов, — сказал человек в форме, — я начальник отделения по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска.
Так они познакомились. А через три дня Сергей Ильич Белов стал оперуполномоченным в отделении Данилова. С ребятами он сошелся быстро. Поначалу он думал, что медаль «За отвагу» позволит ему чувствовать себя человеком бывалым и обстреленным, но в отделении, или, как их звали в МУРе, бригаде Данилова, были награждены все. Иван Александрович имел такую же медаль еще с 1939 года, а к тому же за бои под Москвой орден Красного Знамени. Полесов и Муравьев носили по Красной Звезде, а у Степана еще и медаль была, правда трудовая. Так что бригада их была, как шутил Полесов, орденоносная. Здесь прошлое в зачет не принималось. На деле требовалось себя показать...
Полесов и Белов
(продолжение)
Когда стемнело и читать стало невозможно, Степан отложил журнал:
— Ты не спишь, Сережа?
— Что вы, Степан Андреевич!
— Ну молодец. — Полесов встал, хрустко потянулся. — До чего же жрать охота. Ты как?
— То же самое.
— Надо воды попить и покурить сразу. Очень рекомендую, отбивает аппетит начисто.
— Как вы думаете, Степан Андреевич, придет сегодня кто-нибудь?
— Вряд ли. Мы здесь так, для порядку сидим. Теперь дураков нет, чтобы после мокрого дела сами в засаду приходили.
— Так чего же мы, собственно, ждем?
— У моря погодя или, вернее, дорогой Сергей Ильич, вдруг в сеть, расставленную для щуки, заплывет ершик. Маленький, но умный, кое-что знающий. Совсем стемнело. Ты, Белов, сиди здесь, а я в комнату пойду. Вдруг в окно кто заглянет.
Сергей сел в кресло. В темноте медленно-медленно поплыло время.
Данилов
К пяти утра, когда начался солнечный день, Данилов закончил дела. Вернувшись из горкома, он упросил Серебровского помочь ему допросить хозяйку Шантреля, и Сережа, как всегда, не подвел. Старуха «развалилась» через полчаса.
— Возраст, — потом говорил Серебровский, — я, Ванечка, у нее был лебединой песней.
Правда, особенно важного от допроса Спиридоновой Данилов и не ждал, но тем не менее выяснилась одна любопытная деталь. Шантреля привел к старухе Володя Гомельский, известный фармазонщик и золотишник. Привел он его в июле сорок первого, а откуда приехал Шантрель, давали разъяснения следующие строчки протокола:
«Я, конечно, как женщина честная, в чужие дела не лезла, но случайно услышала (читай, подслушала под дверью), что Володя Гомельский называл моего постояльца земелей, и они вспоминали общих знакомых и родителей Володи». Теперь кое-что было. Во-первых, нужно разыскать Гомельского, во-вторых, узнать, откуда он родом. |