— Значит, отобрали часики, — сделал печальный вывод Никита, не найдя их в комнате, — жалко. Хорошие были. «Сейко». Матушка подарила на выпускной… Сволочи. Не так много мы и съели. Подумаешь, свинью чуть-чуть попробовали. Мы что, отказывались оплатить? Нет, не отказывались. На хрена мордой в селедку под шубой? Ну, на крайняк, пошли бы в наш номер и ели бы, сколько хотели. Мы бы разве возражали?

— Позвони своему Косте, узнай, что за товарищи. Не будут ли мстить?

— Уже позвонил. «Газпромовцы» оба. Бывшие бандосы. Сначала мочат, потом разбираются. Удачную сделку обмывали. С блядями. Номер люкс заказали. А эти качки — охранники.

— Мечты сбудутся.

— Поэтому им деньги и не нужны. Денег у них самих много. Мозгов мало…

— Интересно, с девчонками что? Может, позвонить?

Никита дотянулся до стакана с водой и сделал пару глотков.

— Хм… Не знаю, удобно ли… Они, наверно, расстроились. Я подозреваю, что их того…

— Чего «того»? — побледнел и без того бледный Вадик. — Утопили?

— Не. Какой резон? Отработать могли заставить. «Газпромовцы»-то баб себе принесли, а вышибалам… Но это только версия. Не бери в голову, захотят — сами позвонят. Им-то по большому счету все равно с кем. С нами или с ними. За тем и шли. Плохо, больничный Наташка теперь не сделает. Кстати, а зачем тебе теперь липовый больничный? У тебя настоящий есть. Еще и круче. Вот — очередное доказательство моей теории. Что даже в плохом всегда есть хорошее.

Вадику опять позвонила мама. Обижалась, что он ей так и не отзвонился. Вадик пробормотал, что не смог.

— Так что у вас с Лерой? Она ничего не говорит.

— Нормально все, ма… Поругались немного. Я у Никиты сейчас.

— А домой собираешься? Первый час ночи уже.

— Правда? Я и не заметил. Не, ма. Я снова у Никиты останусь. Он мне на полу постелет.

Сама Лерка больше не звонила. Ни на трубку, ни Никите. И Вадик пока не собирался. Пускай помучается. Конечно, рано или поздно позвонить придется. В следующее воскресенье, кстати, они собирались в деревню к Алешке и тестю с тещей… Но пока никаких звонков.

Никитиной матушке соврали, что случайно угодили под разборку фанатов «Зенита» с ментами. Когда сидели (вернее, лежали) в «травме», по телевизору, стоящему в приемной, сообщили, что фаны действительно атаковали превосходящие силы милиции на подступах к «Петровскому». Матушка, находившаяся в жесткой оппозиции к городским властям, заявила, что этого так не оставит и, если потребуется, дойдет до Комиссии по правам человека при ООН.

— Ну, ничего. В общем-то, на свои четыре тысячи мы наесть и выпить успели. И даже в баньке попарились и в караоке спели. А раны заживут, — подвел итог развратному мероприятию Никита, после чего кивнул на пах: — Главное, агрегаты целы.

— У меня сотрясение.

— Чего, агрегата?

— Мозга.

— Фигня. У меня тоже. Кстати, каждый раз, когда парашютист приземляется, он получает сотрясение.

— Какой парашютист?

— Любой. Прикинь, многие по пятьсот раз прыгают. Там уже и мозгов-то, наверно, нет. Но ничего, живут. Я это все к чему? — Никита выдержал мобилизующую паузу. — У тебя деньги остались?

— Налички нет, «газпромовцы» забрали. Карточку, слава богу, в баню не взял. Как чувствовал. — Вадик взял с секретера «Master card». — А что?

Лежавший на раскладном кресле брокер присел, свесив живот-бронежилет между ног.